Грег Иган - Заводная ракета

— Смею вас заверить, — произнесла она, — что этим вечером нам ничто не угрожает. Она подняла пилу, чтобы зрители смогли ее осмотреть. — Этот инструмент приводится в действие сжатым воздухом и совершает дюжину гроссов оборотов за один высверк. Я всегда смогу отрезать древеснику голову, если он каким-то образом сумеет выйти из своего ступора. — Она надавила на выключатель, и лезвие пилы превратилось в визжащий и размытый кусок камня.

— А теперь пришло время накормить нашего дикого родственника его последним ужином. — Помощник вынес на сцену ведро; взяв его в руки, Дария приблизилась к древеснику. С помощью ковша, который уже лежал в ведре, она зачерпнула часть содержимого — по виду оно напоминало зерно грубого помола, которое каким-то образом приобрело удивительно яркий красный цвет — и высыпала его в расслабленный рот зверя.

Ялда завороженно — и в тоже время с возмущением — наблюдала, как задвигались мышцы вокруг горла древесника. Он был жив и, — неважно, под действием препаратов или нет, — все еще мог глотать.

— Вас, вероятно, удивляет необычный оттенок пищи, которую отведал наш незадачливый гость, — заметила Дария. — Дело в том, что в течение шести дней перед каждым приемом пищи в его корм добавляли различные красители. — Пока она это говорила, древесник продолжал механически заглатывать горсть зерна.

Когда существо перестало принимать пищу, Дария отставила ведро в сторону и включила пилу. Под ободряющие возгласы публики она подошла к древеснику и стала разрезать его бок.

Если ее жертва и издала какой-то звук, то на фоне шума пилы его все равно было не услышать. Ялда увидела, как жалобно задергалось тело древесника, однако к тому моменту, когда Дария отошла в сторону, чтобы показать результат своей работы, конвульсии уже прекратились.

С помощью пилы она вырезала широкий прямоугольный пласт кожи и мышц, который по длине охватывал почти все тело древесника. При виде такой излишне жестокой методологии Ялда почувствовала приступ тошноты, но отворачиваться не стала.

Красная пища успела опуститься на удивление глубоко — вероятно, на четыре или пять пядей от горла животного — но по-настоящему показательными были следы предыдущих приемов пищи. Шесть полос разного цвета изображали правдивую историю пищеварения и выведения отходов: вчерашняя оранжевая пища из пищевода протиснулась в дюжину более узких каналов, которые ответвлялись от центрального прохода, в то время как желтая продвинулась еще дальше и теперь находилась внутри целого множества гораздо более мелких трубочек. Зеленый краситель занимал изогнутую поверхность, свернутую внутри тела древесника на манер брезента, втиснутого в минимально возможный объем, благодаря многочисленным складкам различного размера; Ялда подумала, что за его перемещение тоже отвечала система канальцев, которые просто были слишком мелкими, чтобы она могла их рассмотреть с такого расстояния. Зеленая прослойка, — объяснила Дария, — состояла из пищи, которая, наконец-то, оказалась в пределах досягаемости подавляющего большинства мышц.

Точно так же можно было увидеть и пищу, которую древесник принимал еще раньше, только здесь процесс шел в обратную сторону: тонкие сосуды собирали непереваренную пищу вместе с отходами жизнедеятельности и переносили их к более широким каналам. В дальнем конце этого жуткого разреза можно было увидеть фиолетовую массу фекалий, готовых для испражнения.

— Шесть дней, или половина череды, от рта до ануса, — восхищенно сказала Дария. — Так много времени на такой короткий путь. Все дело в том, что организму приходится тщательно измельчать большую часть пищи — раз за разом перемалывать ее при помощи мышц в каждом сочленении — а в процессе из пищи еще нужно извлечь питательные вещества вплоть до последнего чахлика.

— Но, возможно, вы зададитесь вопросом: если питательные вещества, необходимые для поддержания жизни, так медленно перемещаются по нашему телу, то каким же образом наше волевое усилие , заставляющее мышцы двигаться, мгновенно передается от мозга к конечностям? Движение пищи, конечно, замедляется намеренно, однако ни одно из известных нам химических соединений не способно за необходимое время проникнуть сквозь твердое тело или смолу посредством диффузии; подобным образом и мышечная сила не может обеспечить нужной скорости движения вещества по сосудам.

Сцена потемнела, и помощник выкатил еще одну стойку с небольшой соляритовой лампой. Лампа неистово пылала, но накрывавший ее колпак пропускал наружу лишь узкий пучок света. Направив свет на оголенную плоть древесника, Дария какое-то время подбирала точное расположение лампы; вероятно, она хотела подчеркнуть какую-то конкретную особенность его тела, но объяснять свой выбор не стала.

Затем она взяла нож и перерезала веревку, которая удерживала одну из рук древесника в приподнятом положении рядом с веткой. По залу пробежал тревожный шепот, но освободившаяся рука не двигалась, а просто свешивалась с плеча, как длинный мешок с мясом.

Дария обратилась к залу:

— Некоторые философы и анатомы высказывали предположение, что для передачи волевого усилия к мышцам наше тело, по всей вероятности, использует газ наподобие воздуха, который распределяется или движется под давлением по всему организму. Мои исследования, однако же, показывают, что на самом деле все проще и вместе с тем удивительнее: наши мышцы получают сигналы… вот так . — Она взяла с тарелки щепотку мелко измельченного порошка и стряхнула ее в огонь. Поглотив вещество, пламя ярко вспыхнуло и окрасилось в желтый цвет — вслед за этим рука древесника качнулась из своего расслабленного состояния, затем дернулась и снова упала.

Публика стала скандировать и топать ногами в знак одобрения. Наклонившись к Ялде, Туллия прошептала: «Если бы только она заставила его сделать сальто; зрители бы здесь настоящий переворот устроили».

Дария любезно поблагодарила зрителей за их радостные отзывы, а затем жестом попросила тишины; демонстрация еще была не окончена.

— Свет подходящего оттенка способен привести мышцы в движение. Но ограничивается ли этим его роль в нашем теле? Полагаю, что нет.

Свет еще больше померк, и сцена, наконец, погрузилась в полную темноту. Декоративные деревья снова раскрыли свои поблекшие цветы, но лепестки были едва заметны. Из темноты послышалось завывание вращающегося лезвия Дарьиной пилы; когда пила остановилась, Ялда услышала, как Дария сделала несколько шагов по сцене.

Она отошла в сторону, явив взглядам зрителей лоскут мерцающего желтого света. Свет пульсировал и волнообразно перемещался в пространстве; его вид воскресил в сознании Ялды неприятные воспоминания о рое зудней, поедавших ее умирающего дедушку. Правда, эти светящиеся частички не рассеивались в воздухе; зверь вовсе не был пищей для какой-нибудь стайки горе-насекомых. Дария вскрыла древеснику череп, и в данный момент его последние мысли претворялись в жизнь прямо у них на глазах — грустный танец угасающего света, подобный ветру, который в своем порыве заставляет шелестеть умирающий сад.