Сергей Розвал - Невинные дела. Роман-памфлет

- И вы думаете, Уайтхэч на это пойдет? - осторожно спросил президент.

- Да как он смеет отказаться? - возмущенно воскликнул Ундрич. - Разве не по его вине все это произошло? Не тяни он так безбожно долго со своими лучами, ничего не случилось бы…

«Странный аргумент…» - подумал Бурман, но ничего не сказал.

- Наконец, убедите его, господин президент! Ведь не личное же это дело! Вопрос государственной важности! И чем он рискует? Объяснения существа изобретения от него никто не потребует. Это военный секрет. И Чьюз не требует. А надо отдать справедливость Чьюзу: он верен своему слову и вынужден будет согласиться с решением Уайтхэча. Я считаю, что Уайтхэч после предложения Чьюза просто не имеет права отказаться…

- Посмотрим… - неопределенно сказал президент, кивком головы давая понять Ундричу, что аудиенция кончена. Глядя в спину удалявшемуся «великому изобретателю», Бурман думал: «Черт возьми, опять из ничего он пытается сделать что-то. Пожалуй, лучше о нем и не скажешь: «король мыльного пузыря».

Президент Бурман понял, что настал момент, когда необходима беседа с глазу на глаз с генералом Реминдолом. Как будто странное положение: кругом все кипит, появляются все новые разоблачения газет, идут пресс-конференции, а два высших руководителя - президент и военный министр - не перемолвились ни словом, чуть ли не избегают друг друга. И действительно, господин Бурман пока не хотел говорить с генералом Реминдолом. Господин Бурман был достаточно опытен, чтобы сразу же понять, что свою аферу Ундрич предпринял не без ведома генерала, который, однако, не пожелал заранее посвятить в нее президента. Конечно, можно было бы теперь вызвать военного министра, распечь его, публично прогнать в отставку, изобразить благородное негодование, разоблачить аферу, восстановить свой авторитет честного человека и деятеля: в самом деле, разве кто-нибудь посвящал президента в эту аферу, разве не обманул его нагло военный министр? Все это выглядело бы изумительно честно и… изумительно глупо. Конечно, ни Реминдол, ни Ундрич не рассказывали президенту, где, как и какую «сигару» подкладывают в самолеты, но разве высшему руководителю вообще прилично вникать в такие мелочи? Но если руководитель и не желает знать этих мелочей, то разве он все-таки не понимает, что без «мелочей» не обойтись? Глупо… Ундрич не поверил, и никто не поверит. И потом другое… Господин Докпуллер тоже, вероятно, в мелочи не вникает, но вряд ли генерал Реминдол не держал хозяина в курсе дела… Теперь Реминдол провалился: очень хорошо, вакансия освобождается… Но не столько о вакансии на пост военного министра Бурман думал, надеясь отдать портфель более покладистому деятелю. Нет, он мечтал лично заместить другую освобождающуюся вакансию: занимая первое место в государстве, господин Бурман отлично понимал, что это не так уж много, и поэтому жаждал занять первое место в сердце господина Докпуллера - после провала Реминдола шансы возрастали. Но надо действовать осторожно, очень осторожно…

После того как беседа с Ундричем точно определила участие Реминдола в афере, можно говорить с генералом, ни слова не сказав об афере, и все же он поймет, что президенту все известно. Во всяком случае, генерал сам создал это неловкое положение, пусть из него сам и выходит, а там, смотря по обстоятельствам, нужно будет или помочь ему или предоставить утонуть. Таково было решение господина Бурмана, когда он вызвал генерала Реминдола.

Генерал Реминдол не жаждал свидания с президентом по другим причинам. Бурман был для него обреченный враг - на выборах он его побьет! Он раздражал генерала, как раздражает молодого нетерпеливого боксера противник, которого по указанию расчетливого импрессарио нужно нокаутировать лишь в девятом раунде, когда это так легко сделать в первом! Да и зачем обращаться к Бурману, если у президента хватает решимости только на страшные слова. Слова надоели и ему, генералу Реминдолу, и самому господину Докпуллеру!..

Но главное заключалось в том, что генерал неожиданно для себя стал жертвой того злого духа, которого он же вызвал из небытия. «Небесная черепаха» над безыменным островом имела успех. Таинственный луч, поджегший Медианский прожекторный завод, тоже оказался кстати. Генерал думал, что этим и закончится - этого вполне хватит. Но таинственные лучи решительно не хотели успокаиваться. Едва успело улечься возбуждение, вызванное «поджогом из-за океана» Медианского завода, как Великанская республика была оглушена очередной сенсацией: из-за океана снова показался таинственный луч. На этот раз наблюдали его жители рыбачьего поселка Чаче, еще менее известного, чем Медиана. Показался он около полуночи, сверкнул несколько раз из-за горизонта и исчез. Может быть, местные рыбаки, люди простые и в делах политики не искушенные, и не обратили бы на него внимания, но среди наблюдателей таинственного явления находился сын рыбака Карчеса, головокружительная карьера которого была гордостью всего поселка: вместо того, чтобы, подобно своим сверстникам, рыбачить в море, он уехал в столицу и стал блестящим журналистом, чьи статьи печатались в столичных газетах. Молодой Карчес гостил у отца. Едва сверкнул таинственный луч, Карчес побежал на телеграф и переполошил всю столичную печать. В поселок бросились отряды журналистов. Рыбаков интервьюировали так безжалостно, что с бедных, простоватых детей моря градом катился пот. Медиана уступила свою славу Чаче.

Естественно, больше всех был взволнован генерал Реминдол. Как-никак публика уже стала привыкать к таинственным лучам: луч в Чаче был для нее третьим, для генерала же он был первым: происхождение двух предшествовавших было ему хорошо известно. Впрочем, генерал вскоре выяснил, что как раз в ночь, когда наблюдался луч, недалеко от Чаче проходил линкор «Гений свободы», прожекторный луч которого, очевидно, и всполошил поселок. Генерал успокоился (но публику успокаивать, понятно, не стал).

Но после Чаче лучи стали появляться в самых разных местах и целыми сериями: то из Астеха сообщали, что видели в небе луч, то в Хамаокле наблюдали пучок едва заметных, прозрачных лучей, которые, как бы резвясь и играя, кружились друг около друга, то небо над Дельфой покрывалось стаей быстро бегущих огненных зайчиков. Прежде такое спокойное и надежное, небо теперь стало источником тревоги.

Генерал Реминдол становился все мрачнее. Все чаще и чаще он начинал подозревать, что среди этих новых лучей есть и настоящие. Как-то он поделился своими невеселыми мыслями с другом и секретарем Бедлером.