Кир Булычев - Космический десант: Фантастические повести и рассказы

— В упорство жука, который срывается со стекла, но снова и снова ползет вверх. А куда — не знает.

С этими словами Лев Христофорович осторожно подобрал со стекла черного усталого жучка и выкинул его в форточку.

— По законам физики, Саша, вечный двигатель невозможен.

— Знаю, — согласился Грубин. — Но прошлая модель три дня крутилась.

Минц задохнулся от возмущения. Спорить с Сашей Грубиным он считал своим долгом, но тут не выдержал.

Резким движением профессор схватил со стола лежавший там белый шар сантиметров шести в диаметре и запустил им в Грубина. Тот успел выставить вперед руки, но шар скользнул по ним и покатился в угол комнаты. Совершенно беззвучно.

— Что это еще такое? — спросил Грубин.

— А ты подними, не укусит.

— У вас никогда не знаешь, что укусит, а что нет, — сказал Саша и подобрал скользкий упругий шар.

— Что скажешь? — спросил Минц.

— Не знаю, — признался Грубин. — Мячик какой-то.

— Не мячик, а нарушение физического закона, — сказал Минц. — Не понравился мне закон, вот я его и нарушил. Но не так, как ты. Не в лоб.

— Расскажите, — попросил Грубин, понимая, что присутствует при рождении нового направления в науке.

— Ты присутствуешь, — как всегда, Минц угадал ход мыслей Грубина, — при рождении нового направления в науке. Пришел ко мне на днях Спиркин. Знаешь Спиркина?

— Нет.

— Директор нашего гастронома. Достойный человек, болеет за свое дело. Пожаловался на упаковку. Просто слезы на глазах. Присылают с фабрики молоко, кефир и прочие текучие продукты, а пакеты ненадежные. Течет молоко по полу, проливается кефир и ряженка. Жалуются покупатели, а толку нету. Что, говорит, делать?

— Это молоко! — воскликнул Грубин. — Молоко в новой упаковке. Я понял! Тонкий пластик, почти невидим…

Минц глубоко вздохнул и застучал кончиками пальцев по подоконнику, что было у него выражением крайней досады.

— Ах, Грубин, Грубин! — сказал он. — Я говорю, доказываю, убеждаю, наконец, что изменил закон природы, сломал константу! А ты мне — пластиковое покрытие, пластиковое покрытие. Да если бы я сделал пластиковое покрытие, то завод-изготовитель наверняка бы не нашел нужного пластика, а нашел бы — так нарушил бы технологию… Нет, спасти магазин от проливания жидких продуктов я мог только путем революции в физике. Иного пути нет. Гляди.

Минц взял со стола другой шар, кинул в пустую кастрюльку, достал толстую иглу и проколол оболочку шара. Шар исчез, а кастрюлька оказалась на треть наполненной молоком.

— Вот и все, — сказал профессор. — Вот и все.

— Погодите, погодите, — сказал Грубин. — Как же так?

Он взял кастрюльку, поболтал ею, чтобы посмотреть, где оболочка. Оболочки не было видно. Грубин перелил молоко в стакан, снова заглянул в кастрюлю. Кастрюля была пуста.

— Ничего не понимаю, — сказал Грубин. — Неужели оболочка пакета такая тонкая?

— Вот именно! — Минц расхохотался, как фокусник, которому удалось одурачить скептически настроенную аудиторию. — Где оболочка? Ищешь? Ищи. До вечера будешь искать, потому что твой мозг движется по проторенным путям.

— Но если нет оболочки, то как…

— Вот именно — нет оболочки! И не надо оболочки! Измени константу — и не надо оболочки.

— Какую еще константу?

— Поверхностное натяжение жидкости! Это просто и потому…

— Потому гениально, — тихо ответил Грубин.

— Именно поверхностное натяжение заставляет воду собираться в капли, когда она падает с небес на землю. Оно позволяет водомеркам бегать по реке…

Грубин глядел на Льва Христофоровича и поражался. В самом деле, тысячи умных людей обдумывали, как запаковать молоко. Пропитывали бумагу воском, изготовляли консервные банки и бутылки разного размера и формы. И никому не пришло в голову, что можно вообще обойтись без тяжелой, ненадежной и грубой тары… Какие перспективы открываются перед народным хозяйством!

— Ну, как тебе понравилась моя идея?

— Замечательно! — ответил Грубин. — Удивительно, как и все, к чему вы прикасаетесь. Вы просто Мидас! Прикоснулся — получилось золото.

— Да? — Минц был явно польщен. Он был не чужд человеческих слабостей. — Мидас — это слишком. Мидас — фигура отрицательная. Он не думал о человечестве, он думал только о себе. В этом наше принципиальное различие. Но стоит крикнуть…

Грубин внутренне содрогнулся. Он был готов поверить в любую неожиданность, в любой изгиб мысли профессора. А так как у Грубина было хорошо развито воображение, то он сразу представил себе страшную картину: профессор Минц решает пожертвовать собой, чтобы увеличить золотой запас нашей страны. И вот все, чего он коснется, превращается в золото. Сотрудники Министерства финансов стоят рядом и подают профессору небольшие слитки свинца или олова, профессор усталым жестом дотрагивается до них, и слитки, теперь уже золотые, тут же опечатывают и увозят на бронеавтомобилях в соответствующие кладовые. Профессор шатается от усталости и недоедания. И никто не может помочь ему… Никто не может придумать, как его накормить и напоить. Последним движением профессор дотягивается до бронеавтомобиля. Бронеавтомобиль вспыхивает золотым сиянием, оседает, потому что рессоры не выдерживают его веса, а рядом с бронеавтомобилем падает, выполнив свой долг перед Родиной, Лев Христофорович Минц…

— Ты о чем-то задумался, Саша? — спросил Лев Христофорович.

— Нет, — спохватился Грубин и постарался согнать с лица грусть. — Я думал о трагедии царя Мидаса.

— Тогда в дорогу, — сказал Минц.

— В какую дорогу?

— Нельзя же останавливаться на достигнутом. Если в моих силах изменить поверхностное натяжение воды, то мы должны испробовать иные возможности этого изобретения.

Профессор натянул стоявшие в углу резиновые сапоги, затем схватил со стеллажа пробирку, покапал из нее на тряпку, протер тряпкой швы сапог и направился к выходу.

Поздняя холодная весна стояла на улице. Дул пронзительный ветер, в тенистых уголках двора еще таился серый снег. На закраинах луж хрустел ледок. Минц остановился, поежившись. Грубин, догнав его, накинул ему на плечи пальто.

— Спасибо, — сказал Минц. — Ты понимаешь, куда и зачем я пошел?

— Нет еще, — сказал Грубин.

— Любое изобретение должно быть развито до пределов. Упаковка молока — лишь один из аспектов применения моего нового открытия. Причем это не самый важный аспект. Я увеличиваю тысячекратно поверхностное натяжение химическим методом. На молекулярном уровне. Состав, изобретенный мною, реагирует с молекулами жидкости и упрочивает их связи. Следовательно, мы можем обрабатывать им не только саму жидкость, но и предметы, которые с этой жидкостью будут соприкасаться. Ясно?