Кир Булычев - Космический десант: Фантастические повести и рассказы

А Грубин добавил:

— Чего на тебя клеветать? На тебя клевещи не клевещи — пробы ставить некуда.

И молодая жена Римма плюнула им вслед.

По бывшей Яблоневой, а ныне Прогрессивной улице, мимо лозунга на столбах: «Пупыкин сказал — народ сделает!», мимо дома-музея В.П. Пупыкина друзья спустились к реке в том месте, где к обрыву примыкают реставрационные мастерские. В удаловском мире эти мастерские кипят жизнью и деятельностью. В этом они стояли пустынные, ворота прикрыты, всюду грязь.

Удалов уверенно прошел за сарай, там отодвинул гнилую доску, и перед ними обнаружился вход в подземелье, кое-как укрепленный седыми бревнами. Грубин достал заготовленный дома фонарик.

Идти пришлось долго, порой Удалов останавливался, заглядывал в боковые ответвления, выкопанные то ли кладоискателями, то ли разбойниками, но ни разу дороги не потерял. Ход окончился возле окованной железными полосами двери.

— Здесь, — сказал Удалов. — Теперь полная тишина!

И тут же раздался жуткий скрип, потому что Удалов стал открывать дверь, которую лет сто никто не открывал. К счастью, никто скрипа не услышал. Его заглушил отчаянный человеческий крик. Они стояли в подземных складах гостиного двора, превращенных волей Пупыкина в место для изоляции и принудотдыха.

Впереди тянулся низкий сводчатый туннель, кое-где освещенный голыми лампочками. Крик доносился из-за одной двери — туда и поспешили друзья, полагая, что именно там пытают непокорного профессора. Но они ошиблись.

Сквозь приоткрытую дверь они увидели, что в побеленной камере на стуле сидит удрученный Удалов. Перед ним, широко расставив ноги, стоит капитан Пилипенко.

Пилипенко Удалова не бил. Он только читал ему что-то по бумажке.

— Нет! — кричал Удалов. — Не было заговора! И долларов я в глаза не видал.

Пилипенко подождал, пока Удалов кончит вопить, и спокойно продолжал чтение.

Было слышно:

— «Получив тридцать серебряных долларов от сионистского агента Минца, я согласился поджечь детский сад номер два и отравить колодец у родильного дома…»

— Нет! — закричал Удалов. — Я люблю детей!

— Ну что, освободим? — спросил шепотом Удалов у Грубина.

— He стоит тебя освобождать, — искренне возразил Грубин. — Не стоишь ты этого. А то вмешаемся в драку, сами погибнем и Минца не спасем.

Нельзя сказать, что Удалов был полностью согласен с другом. Трудно наблюдать, когда тебя самого заточили в тюрьму и еще издеваются. Но Удалов признал правоту Грубина. Есть цель. И цель благородная. Она — в первую очередь.

Они прошли на цыпочках мимо камеры, в которую угодил двойник Удалова, и остановились перед следующей, которая была закрыта на засов.

Грубин резко отодвинул засов и открыл дверь.

В камере было темно.

— Лев Христофорович, — позвал Грубин, — вы здесь?

— Ошиблись адресом, — ответил спокойный голос. — Лев Христофорович живет в следующем номере. Имею честь с ним перестукиваться.

— А вы кто? — спросил Удалов.

— Учитель рисования Елистратов, — послышалось в ответ.

— Семен Борисович! — воскликнул Удалов. — А вас за что?

— За то, что я отказался писать картину «Пупыкин обозревает плодородные нивы».

— Выходите, пожалуйста, — попросил Грубин.

— Это официальное решение?

— Нет, мы хотим вас освободить.

— Простите, я останусь, — ответил учитель рисования. — Я выйду только после моей полной и абсолютной реабилитации.

— Тогда ждите, — сказал Удалов.

Времени терять было нельзя. В любой момент в коридоре могли появиться охранники. Они перебежали к следующей двери. Грубин открыл и ее.

— Лев Христофорович?

— Собственной персоной. Вы почему здесь, Саша?

— Я к вам гостя привел, — произнес Грубин. Они вошли в камеру, закрыли за собой дверь. Грубин посветил фонариком. Профессор Минц, сидевший на каменном полу, подстелив под себя пиджак, прикрыл глаза ладонью.

— Потушите, — попросил он. — Мои глаза отвыкли от света.

— Я к вам гостя привел, — повторил Грубин.

— Кого? Кто осмелился залезть в это узилище? Кто мой друг?

— Это я, Корнелий, — проговорил Удалов.

— Отказываюсь верить собственным ушам! Разве не вы первый на разборе моего персонального дела предложили изолировать меня в этом доме подземного отдыха?

— Нет, не я, — честно ответил Удалов.

— Не вы ли заклеймили меня званием врага народа и иностранного агента?

— Нет, не я.

— Вы лжец, Удалов! — воскликнул Минц. — И я не намерен с вами разговаривать.

— Тот Удалов, который голосовал и призывал, — ответил Корнелий, — сейчас сидит через две камеры от вас. Пилипенко ему террористический заговор шьет. А я — совсем другой Удалов.

— Не понял!

— Я живу в параллельном мире. Меня послал сюда наш Лев Христофорович. По делу. Но когда я узнал, что у вас творится…

— Стойте! — закричал профессор. — Это же великолепно! Грубин, посветите фонариком.

И Минц бросился в объятия к Удалову.

— Значит, параллельные миры существуют! — радовался ученый. — Значит, мои предположения и теоретические расчеты были правильны. Да здравствует наука! И что же просил передать мой двойник?

— Лев Христофорович стоит перед проблемой, — сказал Удалов. — Нам нужно прокладывать магистраль через Гусляр, а у него никак не получается с антигравитацией. Он сам простудился и просил меня сгонять к вам и взять расчеты.

— Вы говорите правду? — насторожился Минц.

— А зачем мне врать?

— А затем, что это может быть дьявольской выдумкой Пупыкина. Ему нужна моя гравитация. Ради нее он пойдет на все. Он способен даже выдумать параллельный мир.

— Нет, Удалов правду говорит! — сказал Грубин. — Я верю.

— А я не верю! — сказал Минц. — Если в вашем параллельном мире тоже прокладывают магистраль, мой двойник никогда не согласится участвовать в преступлении против нашего города. Он, как и я, предпочел бы кончить свои дни в темнице, но не пошел бы в услужение к варварам.

— Но в нашем мире, — возразил Удалов, — антигравитация нужна, чтобы подвинуть часовню Святого Филиппа и не разрушить памятники.

Минц все еще колебался.

Тогда Грубин сказал:

— Есть выход. Хотите доказательства?

— Хочу.

— Тогда пошли с нами, я покажу второго Удалова.

Минц поднялся и, поддерживаемый Грубиным, вышел в коридор.

Через минуту они были у камеры, где Пилипенко допрашивал второго Удалова.

Минц заглянул в дверь, потом обернулся к Удалову.

— Простите, что я вам не поверил. Но доверчивость нам слишком дорого обходится.

— Как мне приятно это слышать, — ответил Удалов. — Я сначала испугался, что здесь все смирились с тираном.

— Это не тиран. Это мелкий бандит, — возразил Минц. — Тираны отжили свой век, но тиранство еще живет.

Последние слова он произнес слишком громко. Пилипенко услышал шум в коридоре, метнулся к двери, отворил ее и увидел Минца.