Кир Булычев - Покушение на Тесея: Фантастические романы

— Я, — сказал молодой человек со страшным шрамом. Он продолжал лежать на земле, прикрыв глаза и разведя ноги в сапогах.

— Мне он не нравится, — сообщила Нинеля. — Сволочь недобитая.

— Вы мне тоже не нравитесь, мадемуазель, — ответил молодой человек. — Потому что вы шлюха.

— Ну вот, видишь!

— Расскажите нам о себе, — попросила Кора. — Что считаете нужным.

— Я ничего не считаю нужным, — ответил молодой человек, а когда Нинеля заорала, чего он, видно, и добивался, то молодой человек приоткрыл правый глаз. — Только не дотрагивайся, — закончил он свою речь. — А то отвечу действием.

— Можно, я его? — спросила Нинель. Она не была уверена в себе — признав главенство Коры и находясь в центре внимания, она предпочитала изображать подчиненную.

— Отставить! — рявкнула Кора и не узнала своего голоса.

— Слушаюсь — отставить, — сразу покорилась Нинеля. И в глазках загорелось странное тяготение к Коре, в которой для Нинели воплотился идеал хозяйки. Ее можно любить, и ей можно подчиняться. Но Нинеля была схожа с дрессированной пантерой: послушна, пока видит хлыст. И не дай бог укротителю отвернуться!

— Расскажите о себе, — попросила Кора.

— Я нахожусь во сне, из которого не могу вылезти, — ответил Покревский. — Не знаю, каково остальным, но для меня случившееся — это смерть и то, что наступает после смерти. Я даже думаю — тут, в чистилище, и смешиваются души разные; мы собрались вместе — и жертвы, и палачи. И вчерашние, и завтрашние. Был бы я человеком глубоко верующим, я бы забился в угол и молился, вымаливал себе прощение за грехи, и просил бы о праве уйти отсюда, от этих монстров, — и Покревский обвел рукой присутствующих.

— Хорошо, — согласилась Кора, сказала громче, чтобы заглушить хруст зубов озлобленной атеистки Нинели. — Давайте сейчас не спорить — мы же хотим понять наше положение…

— Независимо от того, чистилище это или уже ад, — вмешался Эдуард Оскарович.

— Мое жизнеописание, — сказал Покревский, — умещается в двух строчках личного дела: служил в пятнадцатом гренадерском Тифлисском, был дважды ранен, в чине поручика перешел на службу к генералу Корнилову, совершил с ним Ледовый поход, а после смерти генерала примкнул к дроздовцам. Карьеры не сделал — опять ранили… — Покревский дотронулся до шрама, — потом болел тифом… войну кончил ротмистром, командовал эскадроном. Когда большевики вошли в Крым, попал в засаду, спасался, прыгнул с утеса… попал сюда. Коня жалко. Конь меня столько раз спасал… А что касается этой девушки, несчастной и особенно одинокой, то прошу грязными руками к ней в душу не лезть.

— Мы учтем твое пожелание, — сказала Нинеля, вложив в голос столько яда, что воздух стал горьким.

— Значит, это было в двадцатом году? Осенью? — спросил Калнин.

— В ноябре, — ответил ротмистр.

— Записала? — спросила Кора.

— Записала.

Дальше сидел, вытянув длинные ноги, инженер Той.

— Ты все знаешь, — сказал он Коре.

— Пожалуйста, — попросила она. — Скажи, как все. Чтобы все знали.

— Хорошо. Всеволод Николаевич Той. Инженер. Попал сюда в 2094 году во время неудачного испытания махолета. Еще не во всем разобрался…

— В каком году, простите? — Это был голос Калнина. — Мы уже слышали эту дату.

— Он прав, — сказала Кора. — Я попала сюда на следующий день после него.

— А вот этого не может быть! — закричала вдруг боевая Нинеля. — Инженер твой здесь уже вторую неделю. Он сразу за мной прибыл.

— Ничего особенного, — сказал тогда мужчина в толстых очках. — На переходе между мирами действуют совершенно иные законы пространственно-временного континуума. И не столь важно, кто и когда сюда попал. Попадать сюда вы начали тогда, когда заработала установка. Она же вытягивает людей из точки пространства, а не из точки времени. Почему вас так волнует появление инженера днем раньше или днем позже, но совершенно не удивляет то, что принцесса Парра покинула Землю, очевидно, более полутысячи лет назад и прибыла вместе с нами? А уважаемый Влас Фотиевич вылетел из пункта А в пункт Б за полвека до меня.

Кора дождалась, пока Калнин кончит говорить, и сразу же обратилась к нему со стандартным вопросом:

— А теперь расскажите о себе. Когда вы сюда попали и кто вы?

— Меня зовут Эдуардом Оскаровичем, — ответил тот. — Я физик, физик-теоретик. В сентябре 1949 года я оказался здесь в отпуске, из которого не вернулся. Не совсем по той же причине, как вы, но по причине близкой.

— Эдуард Оскарович, ваша фамилия! — потребовала вдруг боевая подруга Коры. Что-то ей не понравилось в имени физика.

— Моя фамилия Калнин, — ответил очкарик спокойно. — Но это вам ничего не скажет.

— Мне все и всегда говорит, — ответила боевая подруга. — И мне даже интересно, не приходитесь ли вы родственником комдиву Калнину Оскару, который проходил по делу военных вредителей в оборонной промышленности на процессе 56-ти в октябре 1938 года?

— А вы откуда знаете?

— Здесь вопросы задаю я, — ответила боевая подруга, и Кора вдруг испугалась, не слишком ли быстро та забирает власть, и потому решила сбить с нее спесь.

— Дайте-ка я проверю, что вы там изобразили, — сказала она.

— У меня почерк плохой.

— Давай, давай, когда велят, — вступился за Кору полицмейстер Журба, — должна быть проверка.

Как и можно было заподозрить, грамотность и каллиграфия не были сильными сторонами разведчицы Нинели. Строчки норовили уехать вниз, видно, стесняясь тяжелого груза многочисленных ошибок.

— Я потом перепишу, — сказала Нинеля. Молчание Коры казалось ей укором. — Ты не волнуйся, все будет как положено, протокол, выступления, анкеты.

— Ну, смотри, — строго сказала Кора и перехватила улыбку Эдуарда Оскаровича. Будто он все понимал. А чего такого? Ему лет пятьдесят — совсем старик. Наверное, уж набрался жизненного опыта. Революцию пережил и Гражданскую войну. Только надо будет как-нибудь спросить, за кого он — за белых или за красных? Или он уже забыл?

Кора возвратила список помощнице, и та вздохнула с облегчением: организационных выводов и выволочки не будет.

Как ни странно, никто так и не поставил под сомнение право Коры задавать вопросы. Впрочем, девушка понимала одну из причин этого: все эти люди попали сюда из разных эпох и потому еще не осознали движения времени и пропастей, разделявших их. За исключением Парры они говорили на одном языке, а как только их заставили одинаково одеться, они стали пассажирами ковчега, на котором сломаны часы. И тут трудно бравировать утонувшим прошлым.

— Расскажите нам, кто вы такой, — обратилась она к Мише Гофману.

Миша потряс головой, словно хотел отделаться от воды в ухе.

— Они его наказали, — сказала Нинеля. — Они его заподозрили в шпионаже и обработали…