Ольга Ларионова - Сказка королей (авторский сборник)

Ленинградскую секцию я назвал бы «постоянно действующей зимней школой фантастов».

Ольга Ларионова является не только типичным, но и ярким представителем этой школы. Выступив сразу с большим произведением — романом «Леопард с вершины Килиманджаро», она получила одобрение критики и признание читателей. Достаточно сказать, что роман уже вышел на словацком и испанском языках, издан в ГДР и ФРГ. Для молодого автора в такой ситуации есть опасность все свои дальнейшие произведения подгонять под первое, раз уж так удачно получилось.

В таких случаях автор быстро исчерпывает себя, и читатели вкупе с критиками только вздыхают по поводу "молодого дарования на короткой дистанции". Я внимательно слежу за всеми выходящими повестями и рассказами Ольги Ларионовой и вправе сказать, что ничего подобного не произошло и, по-видимому здесь одинаково сыграли свою роль и стремление к постоянному поиску, отличающее писательницу, и высокие требования ленинградской школы, не позволяющие останавливаться на достигнутом. Я не хочу сказать, что все произведения Ларионовой, вышедшие за эти десять лет и частично включенные в данную книгу, одинаково удачны. Мне кажется, что Ларионовой все-таки больше удаются романтические сюжеты и сложные психологические ситуации, такие, как в рассказах "Черная вода у лесопильни", "Ненастоящему", "У моря, где край земли".

И тем не менее она с непреклонным упорством пробует свои силы в области, как я бы назвал, "приключений инженерной мысли". Причем график этих поисков почти постоянен — синусоидальные колебания в ту и другую область. То сказка, то кибериада, психологический эскиз — и "космическая оперетка"… Поначалу амплитуда этих колебаний была очень велика, и совершенно справедливо такие "технические баллады", как "На этом самом месте" или "Подсадная утка", в данный сборник автором не включены.

Но постепенно амплитуда этих колебаний уменьшается, и автор, кажется, приближается к тому сплаву тончайшего психологизма с остроумной фантастической конструкцией, который позволяет наиболее объемно и ярко вылепить наглядное и однозначное решение поставленной проблемы. Примером тому может служить повесть "Сказка королей". Да, здесь присутствуют звездолеты, человеко-роботы, трансформирующееся пространство… И тем не менее это — сказка, современная научно-фантастическая сказка, сконструированная таким образом, чтобы с максимальной яркостью доказать три далеко не сказочных положения: во-первых, нет ничего омерзительнее, а порой — и опаснее, чем холодное любопытство. Во-вторых, если человек поставлен в безвыходное положение, у него есть последний выход — быть Человеком. И в-третьих, тот, кто разучился любить (отдельное существо или целый мир), не имеет права на существование.

Аналогичными удачами автора, по-моему, являются стоящие в этом же ряду рассказы "Солнце входит в знак Водолея" и "Соната звезд".

Встречающиеся у Ольги Ларионовой названия картин М.-К. Чюрлениса не случайны. Эти произведения образуют цикл, написанный по мотивам полотен великого литовского художника. Я очень люблю всю "чюрлениану" именно за ее фантастичность и поэтому с особым вниманием читал этот цикл.

Чюрленис не однозначен, и в этом — одно из основных объяснений его притягательности. Поэтому автор вправе трактовать каждую картину по-своему, — разумеется, если он достаточно убедительно (и художественно!) мотивирует сове виденье. Ларионова использует это право с различной полнотой: если в рассказе "Солнце входит в знак Водолея" сюжет строится целиком в рамках чюрленисовского полотна с использованием, очень внимательным и бережным, всех "декораций" и "действующих лиц", то в "Сонате звезд" только некоторые детали картины используются как антуражные фрагменты в самостоятельных фантастических ситуациях.

Несомненно, интересна попытка решить проблему "чюрленисовского феномена" в целом (рассказ "Солнце входит в знак Близнецов". Действительно, секрет своеобразия неповторимости чюрленисского метода до сих пор не раскрыт; но предложенная Ларионовой гипотеза фосфенов, т. е. изображений, возникающих при закрытых глазах, очень смела, нова и, к сожалению, бездоказательна. Дело в том, что у всех людей фосфены слишком отличаются по структуре, цвету и продолжительности (а некоторые их вообще не видят, как не видят снов), к тому же и зарисовать их могут лишь немногие, так что субъективность этой гипотезы станет препятствием в спорах не только искусствоведов, но и просто любителей. Но мысль, я повторяю, интересная, нигде такой я не встречал.

Другие повести и рассказы, собранные в этой книге, не составляют единого цикла, но объединены общей тональностью, психологической углубленностью, не частой в фантастике, и типичным приемом, которым пользуется Ларионова для воплощения соей идеи. Я назвал бы этот прием методом овеществления идеи. Заключается он в том, что отвлеченное понятие как бы материализуется.

В короткой повести "Кольцо Фэрнсуортов" выражение "передать всего себя" — мечта отцов по отношению к детям — реализуется передачей всего объема памяти, вместе с технической информацией, привязанностями, антипатиями и… любовью. А выражение "с милым рай и в шалаше" (в повести "Сказка королей") обращается желанным раем — с точки зрения человеко-робота — с однокомнатной квартирой, крытой соломой.

В связи с этим я хотел бы упомянуть об одной особенности фантастики в целом, поскольку это в максимальной степени применимо и к произведениям Ольги Ларионовой. Как ни странно, но маленькие, с любовью выписанные реалистические подробности трогают больше и запоминаются лучше, чем системы многократных солнц и черных дыр, а земные, человеческие герои ближе сердцу читателя, чем супермены без страха и упрека.

Таких вот «теплых островков реализма» я нахожу у Ларионовой очень много, — может быть потому что они ассоциативно связаны с Ленинградом, где прошло и мое детство. Вот пример точно угаданной жизненной ситуации: в рассказе «Ненастоящему» описывается школьный театр, запомнившийся героине на всю жизнь. А вот сейчас, спустя более четверти века после того, как мы оба кончили школу, мы с Ольгой Ларионовой вдруг обнаружили, что и наши школы находились в двух кварталах друг от друга. У нас был неплохой драмкружок, но обучение тогда было раздельным, и для исполнения женских ролей мы приглашали девочек из соседних школ. Не буду утверждать, что я отчетливо помню тот школьный вечер, но вполне вероятно, что это я сидел в зрительном зале, когда на сцене в «Ревизоре» выступала Ольга Ларионова.

Фантастика тем ближе и интереснее, чем более насущные проблемы современности она решает. И такие повести, как «Картель», заставляющие задуматься над мерой бережливости по отношению к бесценным памятникам нашей культуры, вдвойне интересны и упомянутой выше «теплотой реальности», и самой актуальностью проблемы, расширяющейся до допустимости степени вольности при экранизации шедевров классики и «табунных» посещений Эрмитажа. Есть такой метод в математике — доказательство от противного. Он применим и в фантастике.