Рыбин Владимир - Гипотеза о сотворении. Рассказы и повесть

- Мне нужно…

- Вставать с кресла до полного набора высоты не разрешается.

- Но мне обязательно нужно!

- Сядьте, пожалуйста, на место!

Загадочно улыбаясь, Гостев поманил ее пальцем, наклонился к аккуратно причесанной головке, слабо пахнущей тонкими духами, и, разделяя слова, четко произнес:

- Восемь… семнадцать… восемьдесят!..

- …Мария! Смотри, Мария, опомнишься, да поздно будет! Ты вспомни, какой он в прошлом году приехал? Будто молодой, порхал, ты в сравнении с ним совсем старухой была. И теперь он ровно на свидание торопится, неужто не видишь?..

- Так ведь он в нашу деревню едет, - робко возразила Мария - женщина неопределенного возраста, про которую только и можно было сказать, что ей за сорок.

- Али в деревне девок нет?!

- Деревня-то уж давно пустая стоит. Один дед Кузьма со старухой только и живут, помирать все собираются на отчине, да никак не помрут…

- А ты больше слушай своего Васеньку. Он тебе наговорит. Дед Кузьма!.. Да ныне бабам только свистни - в пустой деревне объявятся. А то из города приедут. Ты погляди, погляди, с кем он в вагон будет садиться…

Давняя Мариина подруга, такая же дама не то, чтобы в годах, но и давно уж немолодая, уперла руки в боки и воинственно встала посреди комнаты.

- Я сама, сама посмотрю, а ты уж решай.

- Не надо, Алена, - жалостливо попросила Мария. Ее пугала сама мысль такого демонстративного недоверия к мужу. Как это можно выслеживать?! Ровно шпиона какого! Ей казалось: только толкни недоверие - само покатится.

- Как это не надо?! Лучшая подруга гибнет, а я не вмешивайся?! Я тебя этому аспиду на растерзание не дам.

- Да какой он аспид?!

- Аспид и есть, кто же еще! Он, видите ли, молодится, а жена в старухах пропадай?! Я его выведу на чистую воду, меня не проведет…

- Не надо бы, а?!

- А ты сиди тихо. Я сама все сделаю…

Тут дверь отворилась, и в комнату вошел Василий, человек бодрый, молодой на вид, и только совсем поседевшие волосы да морщины у глаз говорили, что лет ему уж немало.

- Кукуете? - весело спросил он. - Стареете, кумушки…

Лучше бы он не говорил последних слов. Обе женщины взвились со своих мест. Но Мария тут же и рухнула обратно, разревелась. Зато Алена подступила к нему с таким неистовством в глазах, что он попятился.

- Мы как есть, а ты вот все молодишься. С чего бы, а?!

- Секрет один знаю, - улыбнулся он.

- Твои секреты подолами панели подметают.

- Ты о чем?

- Все о том же. Ишь, кавалер выискался! Смотреть тошно…

- А ну вас, - махнул рукой Василий и вышел, хлопнув дверью.

- Теперь молчи, виду не подавай, - принялась Алена наставлять подругу. - Провожать не ходи, пускай думает, будто ты ничего не подозреваешь.

Они замерли, прислушиваясь к шуму в соседней комнате. Вот щелкнули замки чемоданчика, который Василий всегда брал с собой, когда уезжал, вот глухо шмякнулся об пол тяжелый рюкзак, приготовленный в дорогу. А потом Василий замурлыкал песенку своей молодости про любимый город, который может спать спокойно, и видеть сны, и зеленеть.

- Молчи! - шепнула Алена. И тут же сама заговорила взволнованно: - Ишь, запел. Спите, мол, тут, дрыхните на здоровье, а я поеду свои делишки обделывать.

Алене не повезло в семейной жизни. Муж бросил ее на третий год после свадьбы, бездетную, кругом одинокую. На нее этот разрыв подействовал так тяжело, что она больше не решилась выходить замуж. Так и жила, считая всех мужчин ветренниками, которые только и думают, как бы сделать женщин несчастными.

- Маша! - крикнул Василий через стенку. - Ты собираешься? Пора уж.

Не услышав ответа, он приоткрыл дверь.

- Ты разве не проводишь меня? - спросил он, видя, что жена не двигается с места.

- Поезжай уж, - выдохнула Мария. - Я устала.

- Ну, как знаешь. - Он подошел к ней, поцеловал в щеку. - Приеду через две-три недели. Писать не смогу…

- Вот видишь? Что я говорила? Не хочет, чтобы провожала, - заговорила Алена, когда Василий ушел. - Ну я уж поймаю, от меня не уйдет. Ты сиди тут и ни с места, а я пойду. Всю правду вызнаю, уж не сомневайся…

Алена прибежала через час, раскрасневшаяся, с торжеством в глазах.

- Что я говорила?! Ты слушай, слушай, зря не скажу. Мужик он и есть мужик, только отвернись…

- Расскажи толком, - взмолилась Мария. - Что было-то?

- Не один он поехал, вот что. Смазливая такая бабеночка. Уж как он вокруг нее - и «пожалуйста», и «будьте добры». И чемоданчик ее - наверх, и нижнюю полку свою - нате вам, сам на верхнюю полез, будто молодой…

- Так это, наверное, просто попутчица…

- Ишь ты, попутчица! Ты поглядела бы, как он ей улыбался, а как она ему!..

- Тебя-то он видел?

- Видел.

- Ах, как нехорошо!..

- Не видел бы, кабы просто так ехал. А то ведь все по сторонам зыркал. Ну и углядел, куда там спрячешься?

- Ну и что?

- Ругаться начал. Все, говорит, не угомонишься, сорока…

- Так и сказал? - засмеялась Мария. - Это же он шутил, я знаю.

- Ты там была? Ну и не говори. Я ему эту «сороку» еще припомню. Я бы сказала им обоим, чтоб покраснели вместе с чемоданами. Да промолчать пришлось. Другая думка запала, боялась спугнуть.

- Что еще за думка?! - Мария сжалась вся, оглянулась на дверь.

- А мы накроем их, голубков. Пускай поуспокоятся денек-другой, а уж потом…

- Ой, Алена, не к добру это. Чует мое сердце.

- Раньше надо было чуять. Теперь уж слушай, что говорить буду. Сиди и слушай…

Утро выдалось тихое и ясное, когда Василий сошел с поезда. Оглянулся - никого, один только и сошел. А бывало, когда мальчишкой прибегал сюда - семь верст от деревни Березовки не велика даль для молодых ног, - тут, на этих самых путях, к приходу поезда всегда толкался народ. Кто-то уезжал, кто-то приезжал, бабы яблоками торговали, свежими огурцами, картошкой, скрипели подводы, фыркали лошади. И колокол гремел у станционной пристройки. Он и посейчас висел, этот колокол, почерневший, давно не чищенный, и было удивительно, как это его еще не стащили охотники за экзотикой - туристы.

Василий отошел в сторонку, бросил на землю рюкзак, сел на свой чемоданчик и закрыл глаза, представляя эту былую станционную суету. Поезд ушел, затих вдали, и навалилась тишина. По ту сторону путей шумели близкие сосны, солнце, поднимавшееся над лесом, грело спину. То ли вагонный недосып давал себя знать, то ли разнежило возвращение в края родные, но не хотелось Василию вставать: так бы и сидел целый день, не двигался.

Рядом зашуршало, он открыл глаза и увидел девушку с матерчатым городским чемоданчиком в красную клетку, в легкой сиреневой кофточке ручной вязки.

- На поезд опоздала? - спросил он.

- Нет, я с поезда.

Василий недоверчиво оглядел ее всю, остановил взгляд на туфельках на модном каблучке.

- Городская, что ли?

- Я из города еду, - поправила девушка. - А сама здешняя, из Березовки.