Олег Лукьянов - Человек из пробирки (сборник)

— Вы хотите сказать… — профессор остановился, не решаясь закончить свою мысль.

— Да, я хочу сказать то, что вы и так хорошо знаете из собственного земного опыта, но не рискнули пока расширить до космических масштабов. Что сознание — феномен коллективный и само по себе, без наличия других очагов, вспыхнуть не может.

«Актер» встал, прошелся не торопясь по кабине и остановился у стены перед висячим горшком с кактусом.

— Завтра во второй половине дня вы делаете доклад на международном конгрессе по проблемам моделирования? — сказал он, рассматривая широкие зеленые лепешки растения.

— Да. — Профессор почувствовал холодок в груди от вопроса, которого давно ждал.

«Актер» потрогал пальцами колючки кактуса и повернулся лицом к профессору.

— Тема вашего доклада, Анатолий Николаевич, безусловно, интересна, а открытый вами принцип неопределенности остроумен и привлечет внимание многих специалистов по роботехнике. Однако в применении к теме нашей беседы все это, как уже говорилось, пока лишь ловля солнечных зайчиков. Поэтому я хочу предложить вам кое-что посерьезнее.

Он снова сел за стол и, положив ладонь на руку профессора, продолжал:

— Вы расскажете с трибуны конгресса о нашей встрече. Все, от начала до конца. Об эстафете разума, пришедшей из космических глубин на вашу планету. О редких огнях жизни, разбросанных по бесконечным просторам Вселенной, о глубокой и сложной взаимосвязи между ними. О том, что эти огни, пылающие среди слепых стихий, есть величайшая загадка для самих себя. Загадка, которая не решается в одиночку и только ресурсами мышления. Нужно действие, движение в космос для постижения тайны. Потребность самопознания — вот то общее, что объединяет разные цивилизации мироздания, незримый, но мощный вектор, толкающий их на соединение с себе подобными… Это не приказ и даже не просьба, а всего лишь предложение. Выступить с таким заявлением или нет — дело вашей совести. Я вас никоим образом не принуждаю. Решайте сами… - Он убрал руку.

Анатолий Николаевич сидел, не видя и не слыша ничего вокруг.

— Я теперь не могу не выступить, — хрипло проговорил он, шаря в карманах в поисках носового платка. — Как же я теперь могу не выступить? Но… простите, либо вы не все сказали, либо я несколько оглупел от всех этих неожиданностей. Какие факты я представлю в подтверждение своих слов?

Он промокнул платком вновь вспотевший лоб и, подняв глаза на «актера», увидел в них ответ раньше, чем тот начал говорить.

— Никаких, — сказал он, почти в точности повторяя фразу из вчерашнего разговора. — Факты предъявлены только вам. Абсолютно неопровержимые факты, а вы можете только подробно рассказать о них.

Стараясь унять дрожь в пальцах, профессор сложил платок и сунул его в карман. Такого поворота дел он не мог предвидеть, хотя готов был, кажется, ко всему…

— Наверное, я все-таки утратил способность соображать, — сказал он потерянно. — Но я никак не могу понять, какой смысл в подобном заявлении? В лучшем случае его примут как оригинальную гипотезу, высказанную в несколько своеобразной форме, а в худшем — сочтут, что я сошел с ума.

— Вашу вменяемость смогут подтвердить врачи.

— Но тогда мне просто не поверят!

— Это вам-то, с вашим научным авторитетом, с известной всем осторожностью в выводах, — сказал «актер», опять повторяя мысль из вчерашнего разговора. — Кроме того, — добавил он, — с подобным заявлением завтра же выступят, точнее, могут с большой долей вероятности выступить еще несколько других известных ученых из других стран, в других частях мира.

У Анатолия Николаевича немного отлегло от сердца.

— Ну, это несколько меняет дело. Кто эти ученые, я их знаю?

— Безусловно. Все они, как и вы, до сегодняшнего дня были ярыми противниками космической интерпретации природы разума.

— Кто же они?

На лице «актера» обозначилось что-то вроде усмешки.

Он молчал.

Не дождавшись ответа, профессор опустил голову.

— Понимаю. Начнутся переговоры, переписка. Все обратится в фарс. Скажут: ученые договорились.

«Актер» продолжал хранить молчание. Анатолий Николаевич тоже замолчал, пытаясь осмыслить странное условие, явно не объяснимое с позиций нормальной человеческой логики. Непокорный его дух. начал роптать против очевидной нелепости: поступка, на который его толкали.

— Я, конечно, понимаю всю бесперспективность спора с таким существом, как вы, — начал он сдержанно, — но, простите, в вашем предложении отсутствует нормальная человеческая логика, а ведь обращаетесь вы к человеку. Вы решили сообщить нам, людям, информацию огромного научного значения. Кажется, куда проще и естественнее, не прибегая к хитростям, прямо…

Он осекся на полуслове: актер сидел, закинув голову, с широко открытыми глазами, которые ничего не выражали. Рука с бокалом висела вдоль тела, и на пол, переливаясь через край, лилась тоненькая струйка лимонада.

Удивительное дело, теперь, когда так внезапно кончился контакт (а в этом можно было не сомневаться), вместо вполне естественной нервной реакции Анатолий Николаевич испытал прилив глубокого целительного спокойствия. Пропала дрожь в пальцах, утихло сердце, и, несмотря на все переживания, голова обрела ясность, а мысль — твердость.

Зато собеседник, как и следовало ожидать, изменился в другую сторону. Он очнулся с видом пассажира метро, разбуженного репродуктором, объявившим его остановку. Выпрямился в кресле, тревожно всматриваясь в профессора, и, видимо кое-что поняв, спросил, как выронил:

— Всё?

— Не знаю, — сказал Анатолий Николаевич больше по привычке к точности, чем потому, что в самом деле сомневался.

Они сидели и смотрели друг на друга, два совершенно незнакомых друг с другом человека. Лицо актера смягчилось. Он облегченно вздохнул, словно сбрасывая с плеч тяжелую ношу, и поставил на стол бокал.

— Кажется, в самом деле всё.

Оба засмеялись, потому что подумали одновременно oб одном и том же: а вдруг еще не все?

— Как вас зовут? — спросил профессор, разглядывая с симпатией молодого человека.

— Андрей Мохов, актер. А вас я уже знаю. Онмне вас представил.

— Занятная ситуация, — подытожил профессор. — Встреча двух марионеток. Спектакль сыгран, можно обменяться впечатлениями.

Он вынул из нагрудного кармана салфетку с решениями.

— Ваш почерк? Вот эти цифры.

— Мой. А что это?

— Так, одна задачка. У вас какие были оценки в школе по математике?

— Еле на тройки тянул.

— Ну что ж, совсем неплохой результат для троечника.

Настроение у профессора улучшалось. Теперь их было двое, а это уже легче.

— Интересно, какие факты он предъявил вам?