Джек Вэнс - Кларджес [Вечная жизнь, Эликсир жизни]

Каддиган взглянул на заявление: «Возникает впечатление, что вся ваша жизнь — один вопросительный знак».

«Это не имеет практически никакого значения».

Каддиган пожал костлявыми плечами: «Вы очень скоро обнаружите, что местное руководство придирается к любым нарушениям правил. Это, — он указал на заявление Кудеяра, — подействует на них, как красная тряпка на быка».

«Возможно, местное руководство нуждается в стимуляции».

Психотерапевт ответил пристальным холодным взглядом: «Фельдшеры редко стимулируют руководство, не сожалея о последствиях».

«Надеюсь, я недолго останусь фельдшером».

Каддиган бледно усмехнулся: «В этом я не сомневаюсь».

Наступило краткое молчание, после чего Кудеяр спросил: «Вам приходилось работать фельдшером в свое время?»

«Нет. Я закончил психиатрический колледж в Хорсфройде. Работал два года стажером в приюте для сумасшедших преступников в Осоковой Низине. Таким образом, — Каддиган слегка развел тощими руками, — мне удалось избежать самой неприятной работы». Он смерил Кудеяра язвительно-вопросительным взглядом: «Вам не терпится узнать, в чем будут заключаться ваши обязанности?»

«По меньшей мере не помешало бы».

«Хорошо. Откровенно говоря, обязанности фельдшера отвратительны, а иногда и опасны. Если вы нанесете травму кому-либо из пациентов, из оценки вашей профессиональной пригодности вычтут несколько баллов. Никакое насилие или проявление эмоций не допускается — если, конечно, мы сами не поддадимся маниакальному приступу». Глаза Каддигана сверкнули: «А теперь, будьте добры, следуйте за мной…»

«Вот наша маленькая империя», — иронически произнес Каддиган, обводя рукой помещение, по какой-то непонятной причине вызвавшее у Кудеяра ассоциацию с музеем. По обеим сторонам палаты стояли рядами больничные койки. Стены были бледно-бежевыми, постельное белье — снежно-белым, пол покрывали, в шахматном порядке, коричневые и серые квадраты линолеума. Каждую койку отделяли от соседних перегородки из прозрачного пластика, образуя по сторонам центрального прохода вереницы отделений, напоминавших стойла коровника. Несмотря на исключительную прозрачность пластика, отделения в дальнем конце помещения выглядели уже расплывчатыми и потемневшими, как множественные отражения в противопоставленных зеркалах. Пациенты покоились на спине, безвольно вытянув руки по бокам. Одни лежали с открытыми глазами, другие зажмурились. Все больные были мужчинами лет двадцати-тридцати. Постели были безукоризненно заправлены, чисто выбритые лица пациентов розовели.

«Тишина, чистота и порядок, — заметил Каддиган. — В этой палате содержат больных, находящихся в глубоком кататоническом шоке — они редко шевелятся. Но в какой-то момент, рано или поздно, что-то переключается у них в мозгу. Вы заметите, что пациент начнет беспокойно двигаться, жевать губами, судорожно вздрагивать. Так начинается переход к маниакальной стадии».

«После чего они буйствуют?»

«Последствия носят индивидуальный характер. Иногда пациент просто лежит и корчится. Другие вскакивают с постели и бродят по коридорам, торжественно маршируя, как боги, и разрушая все на своем пути. То есть, — усмехнулся психотерапевт, — они этим занимались бы, если бы им позволили. Обратите внимание на эти отверстия, — он указал на участок пола рядом с обращенной к проходу спинкой ближайшей койки. — Как только пациент встает с постели, срабатывает датчик, регистрирующий отсутствие веса, и из пола мгновенно выдвигаются трубчатые стержни, образующие непреодолимую преграду. Пациент не может выйти из своего отделения, он может только рвать простыни в клочья. Мы провели множество экспериментов и разработали простыни из ткани, которая рвется, производя максимальное количество шума и вибрации. Пациент вырабатывает таким образом существенную часть накопившейся в нем энергии, после чего мы заходим в его отделение, пеленаем его в смирительную сбрую и снова укладываем на койку». Психотерапевт помолчал, глядя в пространство: «Глубокая кататония — это еще ничего. Есть палаты похуже». Он взглянул на потолок: «Выше у нас держат визгунов. Они тоже лежат, как статуи, но регулярно, как по часам, начинают вопить. Фельдшерам трудно это выдерживать. В конце концов, они тоже люди, а человеческий мозг очень чувствителен к некоторым тембрам голоса». Каддиган прервался — казалось, он о чем-то размышлял. Кудеяр с сомнением поглядывал на ряды застывших лиц. «Мне нередко приходит в голову, — нарушил молчание Каддиган, — что, если бы у меня был враг — человек в своем уме, способный адекватно воспринимать окружающее — самой изощренной пыткой для него было бы содержание в палате визгунов, откуда он не мог бы убежать и где ему приходилось бы постоянно слышать своих соседей».

«Разве вы не используете успокоительные средства?»

Каддиган пожал плечами: «Если маниакальная стадия продолжается слишком долго, приходится применять седативные препараты. В остальных случаях мы руководствуемся теорией — капризом, если хотите — главного врача-психиатра. Этой палатой заведует — номинально — дидактор Альфонс Клу. Но дидактор Клу занят подготовкой издания трактата, посвященного синхронизации функций головного мозга двойников — или, если вы предпочитаете другой термин, симбиотов, неспособных существовать в отсутствие напарника. Клу отвергает возможность телепатической связи, что, на мой взгляд, просто смехотворно. Тем не менее, я в расплоде, а дидактор Клу может проникнуть в филу кандидатов, если отзывы на его трактат будут положительными. Так как у дидактора нет времени на руководство больничным обслуживанием, эти обязанности возложены на Базиля Тинкупа; таким образом, палата глубоких кататоников стала вотчиной Тинкупа. Базиль не потчует пациентов лекарствами. Его идеи носят нетрадиционный характер. Он придерживается того достопримечательного принципа, что общепринятые методы ошибочны, и что на самом деле следует придерживаться диаметрально противоположного подхода. Несмотря на то, что тщательные исследования указывают на полезность умеренного массажа для больных с истерическими галлюцинациями, Базиль закутывает их в ригороид или надевает на них сбрую с механическим поводком, заставляющим их бегать до упада по круговой дорожке с препятствиями. Базиль — экспериментатор. Он пробует все, что ему приходит в голову, безжалостно и не испытывая никаких сожалений».

«И каковы результаты его экспериментов?» — поинтересовался Кудеяр.

Каддиган скорчил насмешливо-скорбную гримасу: «Пациентам это не вредит. Некоторые даже чувствуют себя лучше… Но, конечно же, Базиль не имеет никакого представления о том, чтó он делает».