Александр Беляев - Прыжок в ничто (Сборник)

Весь разговор Ганса с Винклером Пинч передал уже совершенно серьезным тоном, видимо, сам увлеченный своим рассказом.

Вытащив из маленького портфеля, привязанного к поясу, записную книжку, он хлопнул по ней пальцами и сказал:

— Здесь все записано от слова до слова. Текстуально. Хоть сейчас к следователю. А ведь они могли убить меня на месте, если бы застали за этим занятием. О, Пинч не робкого десятка! И если Пинч за что-нибудь возьмется…

Стормер не слушал его болтовню. Он был поражен этой неожиданностью и думал, как ему поступить.

— Надо сейчас же пойти к барону и рассказать ему все. В конце концов он все-таки самый умный человек в ракете… после меня. Только я сам расскажу, иначе вы никогда не кончите.

Маршаль выслушал сообщение Стормера, ежеминутно перебиваемого Пинчем, вносившим «исправления и дополнения», спокойней, чем можно было ожидать. Он опустил голову, задумался и молчал. Стормер начал сам:

— Подумать только, они летели с нами все время и… еще не убили нас!

— Их только двое, — возразил Пинч.

— Только двое? — с насмешкой ответил Стормер. — Да двое ли? Ручаетесь ли вы за то, что они не успели привлечь на свою сторону слуг?

— Да, я и забыл сказать, — быстро начал Пинч. — Ваше предположение не лишено основания, по крайней мере в отношении Мэри. Я два раза заставал ее оживленно разговаривающей с Винклером в укромном уголке коридора возле его рубки. О чем они говорили, я не знаю, так как при моем появлении Мэри тотчас уходила.

— Если их даже только двое, — продолжал Стормер свои размышления, — мы вполне в их руках. Недаром я пережил столь неприятные минуты в своем водяном гробу. Подумать только! Они попросту могли не вынуть нас оттуда, прекратить доступ воздуха. Им ничего не стоило задушить нас и затем выбросить вон из «ковчега». Признаюсь, не понимаю, почему до сих пор они этого не сделали.

— Они п-против индивидуального террора, — ответил Маршаль.

— Простите, но в масштабе ракеты это был бы уже массовый террор, — возразил Стормер. — Так или иначе, продолжать путешествие со своими палачами, которые не сегодня-завтра отправят нас к праотцам, я не намерен.

— Ганса и Винклера необходимо ликвидировать возможно скорее, — высказал до конца Пинч мысль своего патрона.

— Я полагаю, что это единственный правильный выход.

На этот раз Стормер согласился с Пинчем, не оборвав его за то, что тот «мешается не в свое дело». У Стормера, впрочем, были свои соображения проявить к своему секретарю мягкость.

— Вот вы хвалились своей храбростью, — начал он. — Как далеко, однако, простирается эта храбрость? Хватило ли бы у вас решимости справиться с этим делом одному?

— Я не побоюсь, даже если бы их была сотня, — ответил Пинч. — Но дело не в одной моей решимости. Всадить две пули в грудь этих преступников — нетрудное дело. Но если я буду действовать один, малейшая случайность может испортить все. И тогда, уж конечно, несдобровать не только мне, но и всем вам.

— Пожалуй, на этот раз вы правы, хотя вами и руководит трусость, — ответил Стормер.

Они стали совещаться о том, кого можно привлечь к участию в этом деле. Барон продолжал хранить молчание.

Наиболее подходящий человек — это Блоттон. Он силен, решителен, смел. Он говорил о том, что в ракете не все спокойно, что он что-то подозревает… И он, конечно, согласится, хотя до сих пор и стоял далеко от политики. Епископ?.. Он, пожалуй, годен только на то, чтобы забаррикадировать своим тучным телом коридор, если это понадобится. Активно он не станет участвовать в таком деле просто по трусости, спрятавшись за свое «не убий». Впрочем, благословляя на Земле с паперти «могикан», он «забыл» об этой заповеди. Кто же еще? Жак? Его, конечно, надо считать на стороне врагов. Текер? Он, наверное, не пойдет на это. Шнирер? Совершенно безнадежная фигура. Он ответит, что револьвер — это машина, а машину он не возьмет в руки…

— Не привлечь ли нам тогда женщин? — спросил Пинч. — Фрейлейн Амели, например, храбрая женщина и великолепный стрелок, как она сама уверяет. Мы, конечно, не позволим себе поставить женщину под пули…

— Х-хглупости! — кратко вставил Маршаль. — П-пре-вращать ракету в бойню. Он-ни нас н-не трогают…

Стормер был возмущен и страстно напал на Маршаля, от которого никак не ожидал подобного выступления. Не трогают? Великолепно! А кто «тронул» капитал Маршаля? Кто виновник разорений и смертей их друзей и компаньонов? Кто, наконец, повинен в их бегстве?

— Не убили сегодня — убьют завтра, — сказал Стормер. — Если вы, барон, не выносите вида крови, я не настаиваю на прямом нападении с оружием в руках. Можно придумать иной способ. Например: когда они — Ганс и Винклер — выйдут на поверхность ракеты, кто-нибудь из нас незаметно разрежет острым ножом их эфиролазный костюм. Они моментально взорвутся и в мгновение ока оледенеют от мирового холода. Все произойдет тихо и бескровно. Мы просто оттолкнем их трупы, они полетят в бесконечность, а мы скажем, что произошел несчастный случай: Ганс «сорвался», Винклер пустился его догонять, и оба пропали. Пусть попробует Цандер разыскать их.

— А в самом деле, великолепная идея! — воскликнул Пинч. — Из вас, мистер Стормер, вышел бы прекрасный детектив…

— Хь-хь, глупости, — снова выдавил из себя барон, — Ф-вы не поняли меня, мистер Стормер. П-пусть они семь и семьдесят семь раз будут уничтожены. Но на все свое время…

— Чего же еще нам ждать? Пока они сами объявят нам войну?

— П-позвольте сказать. П-подумали ль ф-вы о том, кто и как будет управлять ракетой, если их н-не станет? И что будет тогда с-со всеми нами? Вы х-говорите: «И без них вернемся на Землю…» Ф-вернемся ли? Ведь мы удрали в ничто, и из этого ничто нам нужно выбраться.

Этого они все совершенно не учли.

Дело было сложнее, чем им казалось.

— Что же вы предлагаете? — спросил Стормер, сдаваясь перед аргументацией банкира.

— Хь, ясно — подождать, когда м-мы сможем обойтись без них. Быть может — высадившись на планету, быть может — вернувшись на Землю, если это когда-нибудь случится.

— В том-то и дело. А жизнь наша, как и на Земле, все время висит на волоске. Да от одного сознания этого меня разобьет паралич. Встречаться с ними каждый день, раскланиваться, разговаривать и в то же время мысленно спрашивать: «Когда вы изволите задушить нас?» Нет, слуга покорный. Я лучше предпочту сам броситься с ракеты, чем продолжать такую жизнь.

Пинча осенила мысль, от которой он чуть не подпрыгнул к потолку. Поистине, Маршаль и Стормер самые умные люди на ракете… после него, Пинча.

— Послушайте, господа. Барон подал прекрасную мысль, но не довел ее до конца. Он сказал: «Их убрать можно тогда, когда они нам будут больше не нужны». И точка. А дальше — ждите этого времени. Но зачем его ждать? Почему они нам сейчас необходимы? Потому, что они обладают знаниями, которых мы не имеем. Они умеют управлять ракетой. Неужели же так трудно нам самим овладеть этими знаниями? Полагаю, что нет. Я смотрел, как Винклер и Ганс пускают в ход дюзы, останавливают их. Поворот рычага сюда, поворот туда — и готово. Это вроде как вагоновожатые в трамвае. Неужто мы не годны в вагоновожатые, вернее — ракетовожатые? Времени у нас сейчас свободного стало больше. И мы можем посвятить его изучению того, чем заняты сейчас Винклер и Ганс.