Олег Корабельников - Двойная бездна

Ему привиделся ломаный полет посреди огромного, разбитого на осколки пространства. Он летел, как ангел на старых картинках — стоя, чуть наклонив вперед корпус, сложив на длинной, блестящей, как вороненые латы, груди три пары сильных, когтистых ног (или все-таки рук?). Латы на спине были упругими, как невскрытая консервная банка, мощные мышцы в груди вжимали внутрь хитиновую жесть и тут же отпускали, отчего два крыла непрерывно бились о воздух.

Ощущение, исходившее из всех потаенных точек сильного, здорового и послушного тела, было чудесным. Радость, приносимая спортом, как-то миновала его в бытность человеком, и оттого вдвойне прекрасным казался полет — свободный и бесконечный.

Мир состоял из сотен радужных шестиугольников и чтобы ощутить его цельность и неизменность, приходилось все время менять угол зрения. Глаза неподвижны, и оттого Веселов чуть шевелил в полете рулями жужжалец — тело легко подчинялось, выписывая в воздухе сложные пируэты, и со стороны, наверное, цель и смысл этой воздушной акробатики были непонятными. Меньше всего он думал о том, какое впечатление окажет его полет на кого бы то ни было. Он просто знал, что нужно делать и для чего это нужно, а откуда пришли к нему знания — не имело значения. Он знал еще одну цель постоянной перемены курса — где-то должен таиться враг, способный выхватить его из воздуха огромным лакированным клювом и уничтожить — безмятежно и немстительно. Короткими, остро направленными вперед антеннами он ощущал запах пищи — еще одну цель в сложном и долгом полете. В зобу скопилась слюна, капелька ее выступила на острие твердого хоботка, чувство голода роднило муху и человека, слитых воедино.

Еда скрывалась в толще зеленой складчатой горы, поросшей мертвым, искореженным лесом. Сравнение с горой пришло на ум Веселову, муха определила это как-то по-своему, без слов. Запах шел оттуда. Веселов, не сбавляя скорости, распрямил на лету лапы, как шасси самолета, и, цепко ухватившись коготками за упругие стволы, остановил движение крыльев. Тяжесть почти не ощущалась, только воздух воспринимался густым, весомым, и Веселов вспомнил, что такое же ощущение бывало под водой, когда в ластах и маске он парил над ежами и звездами, как над первозданным садом.

Короткими перебежками, ежесекундно меняя направление, он передвигался по склонам зеленой горы, взлетал, снова садился, выискивая нужный пеленг. В конце горы, у обрывистого склона, воздух был теплее и насыщеннее запахом пищи. В глубь горы вела пещера, и оттуда исходили ритмичные горячие волны. Веселов вбежал туда по ломаной кривой и в сумраке огромного грота скорее ощутил, чем увидел свою цель — горячую, матовую, бугристую поверхность с равномерно расположенными ямками, из которых торчали под разными углами черные, слегка уплощенные стебли. Запах пищи одурял, она таилась под этой поверхностью, и ее надо было добыть. Он пробежал по ней, поднимая стебли, которые тут же распрямлялись за ним с легким звоном. Поверхность шевельнулась, подбросила его вверх, он взлетел и, зацепившись коготками за изнанку пещеры, повис вверх ногами. И снова, описав короткую петлю, сел. Хоботок шарил по поверхности, выискивая самое тонкое место, под которым протекал горячий источник пищи. Крепко ухватившись когтями за неровности, он вдавил хоботок, мелко раскачивая его из стороны в сторону. Тем, что заменяло ему язык, он ощутил терпкий, солоноватый вкус пищи. Тогда он слегка разжал створки хоботка, и она сама полилась в пищевод и дальше — через перемычку между грудью и брюшком — в обширное вместилище желудка. Хитиновые кольца брюшка расступались, эластичные перепонки между ними растягивались, пьянящее чувство насыщения словно бы само выдернуло хоботок из ручья. И тут он на заднем обзоре увидел летящую к нему стену, поверхность под ногами резко всколыхнулось, и за мгновение до налетевшей воздушной волны он успел взлететь в воздух, распахнувшийся над внезапно вздыбленной зеленой горой, ловко обогнул гребень и на полной скорости, по прямой, ушел в нейтральное воздушное пространство. Сидя на вертикальной поверхности, он видел издали, как что- то выползло из-под горы, и она, сминаясь грубыми складками, оседала и оседала, принимая новую форму.

Отсюда, со стороны, недоступной врагам, он мог оценить размеры и истинную форму источника пищи. Той частью памяти, что досталась ему от человека, он узнал и понял: с кровати поднимался он сам, Веселов, заспанный и хмурый, почесывающий укус на ш е, лохматый, унылый, все еще на что- то надеющийся…

А потом восприятие мира мухой-жигалкой стало отходить на задний план, истаивать, вытесняться человеческим видением; сменился ракурс, предметы измельчали, стали более четкими, цельными, и вот уже единый и неделимый Веселов встает с постели.

«Обнаглели», — сказал он неизвестно кому. И тяжело вздохнул, кутаясь в одеяло, как в тогу.

Дождь не прекращался, солнце не думало всходить, облака имитировали небесную твердь, шум океана слышен отсюда не был.

Третий день и третью ночь Веселов пребывал в спячке. Не хотелось гулять под дождем, пляж был завоеван водой и сверху, и снизу, экскурсии в город отменили, а добираться туда своим ходом было долго и утомительно. Он и без того чувствовал себя уставшим, одиноким и разочаровавшимся до предела. Выходил из коттеджа только к обеду и ужину, натянув на голову капюшон, а завтрак предпочитал принимать во сне — голодная фантазия была прихотливее и богаче, чем постылая каша столовой турбазы.

Он сам теперь не мог сказать определенно, что именно занесло его за тысячи километров от дома сюда, на берег великого океана, где все было несуразно большим: листья деревьев, травы, грибы, бесконечное водное пространство и где приходилось заново соразмерять себя с окружающим миром.

Затяжные дожди лишь предощущались в густом и тяжелом воздухе. Веселов искупался на городском пляже, потом пил жидкую газировку из автомата, купил на улице билет «Спринта» и даже выиграл пять рублей, но корысть была чужда ему, и оттого выигрыш не принес радости. Он просто забыл о нем, засунув пятерку в карман. Все же редкая удача на время воодушевила его, и он в течение часа был склонен полагать, что еще не все потеряно и можно, к примеру, пойти в адресное бюро и узнать адрес отца.

Он так и сделал, добросовестно выписав на бланке все, что знал: имя, отчество, фамилию, год рождения. Через полчаса хмурая девушка протянула ему листок с косой размашистой надписью: «В городе не проживает». А других городов в огромной стране было так много, что впору объявлять всесоюзный розыск.

Последним автобусом он добрался до турбазы, а ночью разразилась гроза, нарочито величественная и буйная, как все в этом странном краю.