Николай Басов - Мир вечного полдня

— Если бы я знал, что так получится, — сказал капитан, усмехаясь, хотя по его злым глазенкам всем было видно, что ему вовсе не до смеха, — я бы не с вами поехал, а вызвал бы… Да поймите же вы, сведения, которые вы собираетесь распространять, вызовут пораженческие настроения.

Ростик сжал кулаки и уверенно отчеканил:

— Если ничего не делать, капитан, нас ждет судьба того города, который погибает, как мы это видели сегодня.

Дондик быстро ответил:

— Там две… нации, а у нас одна.

— Расы, — поправил капитана Пестель. — Нациями зеленокожих и червеобразных не назовешь. А вообще это даже разные виды.

— И все равно, у нас есть только мы — люди, — продолжил капитан. — Мы не будем воевать друг с другом. Потому что у нас одна нация. Одна.

— Всегда две — дураки и те, кто думает о будущем, — внезапно сказал Ким.

Почему-то именно эта реплика заставили капитана измениться. Он стал каким-то по-змеиному вкрадчивым, злобным, жестким. Ростик почувствовал, что против воли крепче сжимает автомат.

— Вы ведь корейский эмигрант? — спросил Дондик, подходя очень близко к Киму и даже наклоняясь к нему, словно тот не был человеком, а был неодушевленной куклой или сидел в кресле, связанный по рукам и ногам.

— И что из этого следует?

Ростик никогда друга таким не видел, Киму было и страшно, но он был и зол необычайно. Казалось, поднеси к нему сейчас спичку, он загорится, как целлулоидная расческа.

— Когда вернемся на Землю, то…

— Никогда не вернемся, капитан, — поправил его Пестель. — Я лично в это не верю. Это попросту невозможно. Иначе тут не было бы того города, его бы давно вернули. Как и другие существа, которых мы видим, с которыми даже воюем.

На это замечание капитан никак не отреагировал. Он лишь чуть отодвинулся от Кима. И тот сразу перестал быть похожим на марионетку. Ростик почувствовал, что у него возникла страшная догадка, капитан знал, как сделать марионеткой каждого. И умел этим пользоваться.

— Будьте готовы, вас вызовут для допросов, — сказал Дондик. Антон внезапно широко и вполне искренне улыбнулся.

— Сначала остановите богомолов и научитесь передавать приказы не по проводам. А то ведь срежут и даже спасибо не скажут.

При чем тут провода, никто не знал. Да и сам Антон, похоже, не знал. И все-таки его дурацкое замечание имело смысл, оно показывало — прежний мир рухнул, и ничто никогда не повернет вспять.

Дондик отошел к дальней стене комнаты, уперся о нее спиной, сунул руки в карманы.

— Как я погляжу, смелые вы очень.

— Тут фронт, и дальше послать некуда, — спокойно, заражаясь настроением Антона, ответил Ким.

— Есть еще и лагеря, — зло, как бы даже и не совсем сознавая, что он говорит, бросил капитан.

— Были. Были, а не есть, в этих словах заключена огромная разница, — проговорил Ким. — И придется потрудиться, чтобы они снова возникли.

Пестель подумал и добавил, как всегда, очень рассудительно:

— Я думаю, не удастся. И вообще, было бы лучше, если бы мы думали, а не собачились между собой.

Ростик встал и широко развел руками, как бы сочувствуя, но одной рукой удерживал автомат за цевье, и жест доброй воли не получился.

— Похоже, капитан, вы потерпели поражение. Может быть, потому что даже не дали нам умыться. Пошли, ребята, разговоров сегодня будет — море. — Он подумал и добавил: — Когда отстреляемся от богомолов.

Через пару недель внезапно, против всех ожиданий, Ростик, как и Ким, Пестель и Антон получили разрешение отправиться по домам. Сначала Ким разволновался, но потом размяк. Отпуск домой в любом случае был все-таки отпуском. До трамвайной остановки они добежали чуть не вприпрыжку. Потом посерьезнели и пошли, сами того не замечая, в ногу, развернутой шеренгой.

Идти были легко, ни машин, ни заграждений не было. Лишь пару раз они замечали сложенные из мешков с песком посты, но они стояли пустыми.

Дома, вот уж повезло, подали воду. Струйка была не толще спички, но это все равно была вода. И пахла она гораздо лучше, чем та, которую они пили в окопах. Ростик тут же наполнил с помощью садового шланга все бочки, и даже хватило напора налить четверть бака в садовом душе, построенном отцом.

Искупавшись и переодевшись во все чистое, он подумал было приготовить себе что-нибудь поесть, но почему-то уснул. Проснулся от того, что кто-то ласково, как в детстве, поцеловал его в лоб. Он открыл глаза, это была, конечно, мама.

Она выглядела осунувшейся, бледной, усталой. У глаз собрались незнакомые морщинки, но глаза сияли все той же победной силой, что и раньше, и она была так же красива, как тогда, когда уходила с отцом в кино или просто пройтись по городу.

За ужином они говорили мало. Она лишь смотрела, как он ест, подперев кулаком щеку, и вздыхала. Лишь убирая пустую тарелку, спросила:

— Как там у вас, все живы?

— Да ты что, мам, — с преувеличенным энтузиазмом ответил Ростик, — богомолы же стрелять не умеют. Просто пытаются проволоку срезать или рельсы отвинтить…

— Не скажи, — сказала вдруг мама. — К нам стали поступать раненные от выстрелов из каких-то самострелов, что ли… В общем, это стрелы с насаженными вместо острия колючками какого-то растения. Они потрясающе острые, твердые и дают очень плохой, глубокий разрез.

— Нет, мам, у нас такого не было, у нас все спокойно.

Она печально улыбнулась.

— То-то мы каждый вечер стрельбу слышим.

Она стала собираться в душ, нашла в шкафу свежее полотенце, длинный халат.

— Ну, ведь это мы же стреляем. А они — просто насекомые. Ладно, у нас там — пустяки. У вас-то что? Что в городе слышно?

— Из годных к строевой остались только девушки, — сказала мама. — И еще идут упорные разговоры, что будут рыть рвы, как во время войны.

— Рвы? — тупо спросил Ростик. — Зачем рвы? У них же нет танков, а ров они просто перелезут.

— Сам знаешь, какие у нас начальники, — и мама ушла купаться.

Ростик переоделся в штатское и вышел, чтобы посидеть на лавочке и посмотреть на Октябрьскую. На лавочке уже сидел Ким. В штатском. Он был вымыт, даже блестел, наверное, как и Ростик. И весь светился добродушием. Словно когда-то в детстве, он спросил:

— Что делать будем?

У Ростика уже давно, еще с того момента, когда им сообщили об увольнительной, засела одна мысль. Теперь он ее озвучил:

— Знаешь, мне хочется сходить в обсерваторию.

— Зачем? — удивился Ким.

— Мы ведь так ничего и не знаем — где оказались и почему? Может, они что-нибудь новенькое выяснили?

Ким посидел, подумал, посмотрел на облака над головой, которые уже скоро должны были погаснуть, и кивнул.

— Пошли. Может, на велах?

Подкачав свои несравненные «Украины», друзья поехали знакомой дорогой. У ограды обсерватории их вдруг остановили. Это был обыкновенный пост, вот только стояли на нем девчонки. Все в форме, бледненькие, чумазенькие, с карабинами. Командовала у них довольно пожилая девица, прямо тетка тридцатилетняя, с косой во всю спину, торчащей из-под пилотки, как змея. Она спросила документы.