Уильям Тенн - Обитатели стен

Человечество насчитывало сто двадцать восемь особей.

Эта орда давно уже заселила более дюжины проходов. Отряды Мужского Сообщества, насчитывавшие двадцать три взрослых воина в расцвете сил, в полном вооружении бдительно охраняли наиболее отдаленные коридоры. Им, их предводителям и еще непосвященным юношам, находившимся у них в услужении, надлежало принять на себя первый удар любой грозящей Человечеству опасности.

Эрик-Одиночка являлся непосвященным членом этой могущественной силы. Сегодня он еще ученик и копьеносец проверенных и закаленных воинов. Но завтра, завтра…

Нынче день его рождения. И завтра он будет послан, чтобы совершить Кражу для Человечества. А когда он вернется — а он несомненно вернется: Эрик быстр и умен, — прощай, свободно болтающаяся набедренная повязка послушника, он получит плотно облегающие ремни гордого воина Мужского Сообщества.

Он получит право высказывать свое мнение на Советах Человечества. Он сможет смотреть на женщин, где угодно и сколько угодно, он сможет даже приближаться к ним, чтобы…

Погруженный в собственные мысли, он не заметил, как оказался в самом конце коридора, охраняемого его отрядом. В руках он держал копье, которое затачивал для своего дяди. Дальше начинался женский коридор, где члены Женского Сообщества занимались приготовлением пищи, украденной днем из кладовой Чудовищ.

Все обряды надлежало выполнить правильно, заговоры произнести вовремя, иначе пища окажется несъедобной, а то и вовсе опасной. Воистину, Человечеству повезло: была и пища в доступном изобилии, и женщины, владеющие колдовством и умеющие приготовить ее для употребления.

Ох уж эти женщины — какие восхитительные существа!

Например, Сара-Лекарка с ее невероятными познаниями, какая пища годна в употребление, а какая — нет, одетая лишь в облако собственных волос, которые то скрывали, то обнажали ее бедра и грудь, равной которой нет ни у одной представительницы Человечества. Вот бы такую женщину! Более пяти раз приносила она потомство, и два ее помета были самыми многочисленными.

Эрик наблюдал, как она переворачивала желтоватые ломти пищи под свисающей с потолка лампой, высматривая то, что лишь ей одной ведомо, и распознавая это только ей известными способами. Любой мужчина гордился бы такой подругой.

Но оно была женой военачальника, занимавшего гораздо более высокое положение. Однако Сельме-Нежнокожей, ее дочери, возможно, польстило бы его внимание. Она все еще носила волосы завязанными в тяжелый узел, и пройдет не меньше года, прежде чем Женское Сообщество посвятит ее в свои тайны и позволит ей прикрыть ими свою наготу. Нет, слишком молода я незначительна для человека, уже почти ставшего воином.

Взгляд его остановился еще на одной девушке. Она давно уже наблюдала за ним, глядя из-под опущенных ресниц и застенчиво улыбаясь. Хэрриет-Рассказчица — старшая дочь Риты-Летописицы, которая со временем унаследует дело своей матери. Стройная, милая девушка с полностью распущенными волосами, что свидетельствует о ее принадлежности к Женскому Сообществу и о признанных остальными профессиональных навыках.

Эрик не раз замечал эти скрытые, едва уловимые улыбки, особенно в последние несколько недель, остававшихся до его Кражи Он знал, что, если она окажется удачной — а он обязан добиться успеха, нечего и сомневаться. — Хэрриет с благосклонностью отнесется к его предложению. Правда, Хэрриет рыжая и, следовательно, согласно приметам, неудачница: так что ей не так-то просто найти себе пару. Но, с другой стороны, мать Эрика тоже была рыжей.

И, воистину, мать его оказалась страшной неудачницей. Даже отца не минула та же участь. И все же Хэрриет-Рассказчица для своего возраста занимала не последнее положение в племени. К тому же оно была симпатичной. И что главное — она не убегала от него. Сейчас она улыбалась ему совершенно открыто. И он тоже улыбнулся ей в ответ.

— Вы только посмотрите на Эрика! — послышался сзади чей-то возглас.

— Он уже подыскивает себе пару. Эй, Эрик! Ты еще не надел мужские ремни. Сначала — Кража, потом спаривание.

Еще оставаясь во власти мечтаний, Эрик поспешно обернулся.

Группа молодых воинов стояла, прислонившись к стене, и перебрасывалась шуточками. Все они были уже взрослыми, каждый совершил свою Кражу. По сравнению с ним они занимали более высокое положение, и поэтому единственное, что ему оставалось, это сохранять холодное достоинство.

— Я знаю, — начал он. — Никакого спаривания до…

— До самой смерти для некоторых, — перебил его один из молодых воинов, небрежно поигрывая копьем. — После того, как ты совершил свою Кражу, ты еще должен убедить женщину, что являешься мужчиной. И некоторым мужчинам приходится приводить немало доказательств для этого, ох как немало, Эрик-О.

И раскат смеха еще большей силы прозвучал в коридоре. Эрик-Одиночка почувствовал, как его лицо заливает краска. Как они смеют напоминать ему о его рождении? Да еще в такой день, когда он должен готовить себя к совершению Кражи во имя Человечества…

Он опустил точило в висевший у него на поясе кошель и сжал правой рукой дядино копье.

— По крайней мере, — произнес он медленно и внятно, — по крайней мере, я смогу убедить в этом свою женщину, Рой-Бегун. И она не будет подстилкой для всех мужчин племени, как…

— Ах ты вшивый недомерок! — взревел Рой-Бегун и, выскочив вперед, остановился в боевой позе перед Эриком. — Ты напрашиваешься на дыру в брюхе! — В его напряженных руках копье дрожало. — Моя женщина принесла мне две помета, два хороших больших помета. А что ты смог бы ей дать, грязный одиночка?

— Она принесла два помета, но не от тебя, — сплюнул Эрик-Одиночка, держа копье в оборонительной позиции. — Если отец — ты, тогда светлые волосы вождя так же заразны, как ветряная оспа.

Рой снова взревел и нанес удар копьем. Эрик парировал его и тоже сделал выпад. Его противник отскочил в сторону. Поливая друг друга ругательствами и оскорблениями, они принялись кружить, каждый не отрывал взгляда от острия копья противника. Воины расступились в стороны, чтобы не мешать им.

Но тут внезапно чья-то мощная рука обхватила Эрика за талию и оторвала его от земли. Бросок оказался настолько сильным, что, пролетев с полдюжины шагов, Эрик рухнул плашмя. Тут же вскочив и не выпуская из рук оружия, он обернулся, готовясь отразить нападение нового неведомого противника. Его обуяла такая злоба, что он готов был сражаться со всем Человечеством.