Лили Блек - Возвращение Князя

Вороной конь ступал медленно и важно, он гордо нес всадника. Человек сидел прямо, чуть ссутулившись, сжимая коленями бока коня, не дотрагиваясь до свисающих поводьев. Длинный черный плащ едва колыхался, окутывая сумрачную фигуру складками, закрывая круп коня. Низко надвинутый капюшон скрывал лицо, кисти рук прятались в рукавах. Мрачно выглядел всадник, неспешно подъезжающий к покосившимся воротам старого кладбища. Из-за тумана, свивавшегося змеиными склизкими кольцами, опутывающими копыта коня, казалось, что конь вообще не касается земли, плывя в воздухе плавными шагами.

Ворота, глухо скрипнув, сами распахнули створки. Конь, не сбиваясь с шага, продолжая выступать столь же медленно, прошел внутрь. Всадник соскользнул со спины коня неуловимым движением. Вот только он сидел, приподнимая плечи, и — уже стоит, запрокидывая лицо, роняя с головы капюшон, вглядываясь в блеск лунного шара. Странный всадник, приехавший на кладбище в глухой полночный час. Странный конь его, замерший, подобно неживой статуе, как только человек покинул его спину. Странная ночь, в которую полная луна освещает туманные ленты, жадно жмущиеся к земле.

Человек прошел вперед, пробираясь между могилами, касаясь ладонью крестов. Остановился в центре кладбища, оглядываясь вокруг. Он совершенно не боялся. Суеверия окрестных жителей были ему чужды. А ведь поговаривали, что на этом кладбище неспокойно, поэтому и оставили его предки, забросили, заколотив деревянные ворота знаком Спасителя. На посиделках вечерних пугали друг друга, рассказывая шепотом сказки о старом кладбище, о ходящих мертвяках, пытающихся выбраться за ворота, но скованных крестом. Говорили, что бьются в ворота мертвые руки, да только не поддается дерево, скребут пальцы-когти землю, пытаясь прорыться крысиной норой наружу, да не расступается освященная земля. И вздрагивали девки, нервно теребя яркие ленты в длинных косах. И довольно хохотали парни, видя их испуг.

Но приехавший на кладбище ночью, тот, перед которым ворота распахнулись сами, не боялся.

Черные волосы, прижимаясь к голове, стекали на плечи. Тонкие бледные губы плотно сжались брезгливой гримасой. Он прикрыл глаза, медленно опуская тяжелые веки, и поднял руку. Черный камень перстня поймал луч лунного света. Кабошон не удержал бледный свет, и только черненое серебро оправы, тускло блеснув, неуверенно вернуло небу кусочек луны.

И зашевелилась земля на могилах, разрывая сковывающие ее корни травы. Комья глины посыпались в стороны, наклоняя кресты, не уберегшие тех, кто должен был спать. С тихим шелестом раскрывались могилы, разрываемые жадными руками изнутри. И поднимались они. Мертвые.

Поднимались на зов своего хозяина.

Всадник всмотрелся в ближайшую фигуру. Когда-то она была женщиной, возможно даже, молодой и прекрасной. Сейчас лишь только разложившийся труп, удерживающий кости в каком-то подобии гармонии с помощью оставшихся клочков кожи, стоял перед ним. И белые раскормленные черви цеплялись за остатки праздничного платья, в котором ее когда-то похоронили. Она оглядела себя пустыми глазницами, стряхивая червей. «Кокетка» — усмехнулся про себя всадник, движением ладони направляя ее, вместе с остальными к распахнутым воротам. Волна мертвецов потянулась к выходу, двигаясь медленно, запинаясь, но неумолимо и безостановочно. Вонь поднималась из раскрытых могил, накатывалась от шевелящейся массы мертвых, но всадник не замечал ничего, растянув тонкие губы в спокойной улыбке, вглядываясь в закрывающуюся облаком луну.

Андрей резко сел, сбрасывая на пол пропитанное потом одеяло. Расширенные глаза бессмысленно смотрели, ничего не видя спросонья. Он помотал головой, взъерошил длинные волосы.

— Та-ак, как это там говорилось? Нужно меньше пить, кажется… Точно. Нужно. Давно уже нужно, — он невнятно бормотал, жадно глотая холодную минералку. — Скоро розовые слоны по стенам бегать начнут, а не только покойники шеренгами. Ну и сон…

— Андрюш, опять сам с собой разговариваешь? — голос жены донесся сквозь вязкую мысль о тяжелом похмелье.

— Да вот… — он виновато посмотрел на проснувшуюся жену. — Ты знаешь, все эти праздники такими компаниями… Ну… Приснилось, короче, какое-то непотребство…

— Как и обычно, — она заговорила сухо и неодобрительно. — С перепоя тебе вечно кошмары снятся.

Не надоело еще?

— Ну, Ален, — Андрей примирительно обнял жену, пытающуюся отстраниться. — Аленушка, не ругайся. Не каждый день люди рождаются. Вот я, например. Ну, отметили немножко мой день рождения. Не мог же я им отказать.

— Ты никогда не можешь, — Лена вздохнула, перестав вырываться из объятий. — Всегда какая-то причина находится. Не твой день рождения, так у приятеля. Не у приятеля, так еще у кого, диссертация, например, чья-нибудь. Посмотри на себя, на чучело ведь похож.

Андрей взглянул в зеркало и сморщился. Темные круги под глазами совсем не радовали, слипшиеся от пота волосы свисали вдоль лица.

— Краше в гроб кладут, — не унималась Лена. — Хоть причешись, что ли.

— Перед тем, как в постель ложиться, причесываться? — деланно изумился Андрей, покорно начиная рвать расческой спутавшиеся пряди. Перехватил волосы резинкой, связывая хвост, повернулся к жене. — Так я тебе больше нравлюсь?

— Да иди уж спать, горе мое луковое, — вздохнула она.

— Нет, слушай, я хочу тебе подарок показать. Витька расстарался. — Андрей подталкивал жену в комнату.

— Это реставратор твой, что ли? — она недоверчиво посмотрела на завернутый в ткань прямоугольник.

— Угу. Точно. Реставратор. — Андрей снимал ткань, демонстрируя жене картину. — Смотри, у бабки какой-то в глухой деревне, на чердаке нашел. Мракота была, а не картина. Сделал — как куколку.

Мне давно нравилась. Так вот, не пожалел, подарил по случаю тридцатилетия.

— Нравилось это? — Лена отодвинулась подальше от полотна. — Да это только в страшном сне может присниться, такая-то физиономия! Не удивительно, что тебе кошмары снятся.

— Да нет, ну глянь! Классный же портрет! — Андрей бережно провел ладонью по дубовой раме. — Как живой смотрит.

— И морда, как у тебя с похмелья. Вылитый просто. — Лена недовольно передернула плечами и ушла в спальню.