Лили Блек - Птеродактиль

Опять в дверях. На этот раз Леонид Борисович сказал: «Пардоньте!», а Виталий Станиславович: «Извините!»

В кабинете же, после взаимных представлений, ситуация разъяснилась, и Леонид Борисович уже благосклонно и с уважением посматривал на Виталия Станиславовича, получая взамен такие же взгляды. Слушая председателя колхоза, веером разворачивающего на столе фотографии летающего ящера, они окончательно прониклись взаимной симпатией, подогреваемой мыслями о возможном взаимовыгодном сотрудничестве. Виталию Станиславовичу казалось лестным, если его имя будет упомянуто в серьезном научном труде, а Леонид Борисович размечтался о том, что в газетной статье его назовут «подающим большие надежды молодым ученым».

— Мгм… так тут у вас, оказывается, птеранодон завелся… — задумчиво промычал Леонид Борисович, рассматривая очередную фотографию, с ловкостью профессионального фокусника брошенную перед двумя приезжими Федором Онуфриевичем.

— Простите, — вмешался тут же Виталий Станиславович. — Что есть — птеранодон? Тут речь шла, если я не ошибаюсь, о птеродактиле. — Пупкин достал блокнот и приготовился записывать высокоученые объяснения.

— Птеранодон есть летающий ящер, — терпеливо объяснил Леонид Борисович, внимательно следя, чтобы каждое его слово было записано. — Отличительная особенность — длинный костяной гребень на затылке, что мы наблюдаем в данном случае, и размах крыльев до десяти метров при относительно небольшом туловище, что опять-таки видно из фотографии. Вы с какого расстояния снимали? — Кузькин строго посмотрел на Федора Онуфриевича.

— Ну, не знаю, — замялся председатель. — Я ж не мерил. Я тамочки, в кустах сидел, а он — над полем, над полем!

— Ясно, — все так же строго кивнул Леонид Борисович. — Нужно будет сделать привязку к местности.

— Да хоть сейчас! — радостно встрепенулся Федор Онуфриевич.

— А в какое время появляется этот ваш ящер? — опять вмешался в беседу Виталий Станиславович, строча в блокнотике без передышки.

— Так вечером в основном, после рабочего дня, — развел руками Сидоренко.

— Сознательный какой! — засмеялся Пупкин. — Создает все условия для наблюдателей, чтобы без отрыва, так сказать, от производства. А, простите, Леонид Борисович, не расскажете ли вы, какие вообще бывают эти самые летучие динозавры?

— Были, уважаемый Виталий Станиславович, были, — автоматически поправил Кузькин и пустился в длинные рассуждения о сравнительных особенностях строения скелета птеродактилей, птеранодонов и рамфоринхов. Длинные хвосты рамфоринхов с лопастью на конце зачаровали журналиста, а описание длинных выгнутых вперед зубов заставило содрогнуться. Бросив взгляд на фотографию и убедившись, что неведомое крылатое на ней не имеет подходящего хвоста, а также зубов, Пупкин несколько успокоился. Федор Онуфриевич нервно вытирал выступивший на обширной лысине пот большим клетчатым платком, внимательно слушая ученого. В конце концов он не выдержал и, откашлявшись, предложил:

— А, простите меня, уважаемые, как вы насчет обеда?

Виталий Станиславович и Леонид Борисович разом оживились и немедленно согласились отложить разбирательство с динозавром на вечер. Во время обеда, состоявшегося в доме председателя, они договорились, что зайдут за Федором Онуфриевичем перед закатом, когда наиболее вероятно появление ящера, а поселятся они у тетки Сидоренко, проживающей по соседству и с удовольствием предоставящей две комнаты в распоряжение ученых людей из области за чисто символическую плату.

Правда, услышав размер этой платы, оба ученых человека поморщились, но известие о том, что в эту сумму входит и трехразовое питание, опять вернуло блаженные улыбки на лица. С тем они и распрощались до вечера. Федор Онуфриевич остался дома, а Виталий Станиславович и Леонид Борисович отправились отдыхать.

Вечером, как и было договорено, Кузькин с Пупкиным стучались в дверь дома Федора Онуфриевича.

Дверь никто не открыл. Они еще некоторое время потоптались на пороге, потом Виталий Станиславович, как более решительный человек, толкнул эту самую дверь ногой. Дверь тут же распахнулась. «Не зря все время жена напоминает — «Закрывай дверь!» — подумал Леонид Борисович, — «А если б это какие воры были? Так бы и вынесли все…»

Пройдя к комнате, в которой обедали днем с Федором Онуфриевичем, они в недоумении замерли на пороге. Дело в том, что Сидоренко находился там и занимался весьма странным делом. Он бережно прикреплял к крыльям вороны (да-да, обыкновенной вороны) какое-то сооружение, напоминающее воздушного змея. На голове вороны уже красовался переливающийся акварельными красками гребень из картона, а к хвосту было привязано нечто, напоминающее бельевую веревку с кисточкой на конце.

— Ты уж потерпи, Прошенька, — умоляющим голосом говорил председатель, манипулируя с вороньими крыльями. — Совсем чуточку осталось. Потерпи…

— Пр-р-роша! — недовольно каркнула ворона.

Ситуация была ясна и прозрачна, как водка в граненом стакане. Банальная фальсификация мгновенно подкосила все мечты Виталия Станиславовича и Леонида Борисовича. Перед их глазами, крутясь и показывая длинные красные язычки, промелькнули Нобелевская и Пулитцеровская премии, переезд в столицу, столичная газета и академическое звание, разочарованное личико Зиночки из промтоварного магазина и сопливые мордашки Кузькиных-близнецов, и многое, многое другое, чему уже не суждено было сбыться.

— Да как же так! — воскликнул Леонид Борисович, врываясь в комнату.

— Да вы просто мошенник! — вторил ему Виталий Станиславович, отставая всего лишь на четверть шага.

Председатель беспомощно заморгал близорукими глазами, прижимая к груди разукрашенную ворону.

— Да я не для себя же! — почти плача сказал Федор Онуфриевич. — Я ж все для колхоза!

— Для какого еще колхоза? — возмутился Виталий Станиславович, представляя тяжелое объяснение с женой.

— «Рассвет», бывший «Флагман перестройки», а ранее — «Путь к коммунизму», — с готовностью ответил председатель.

— Это мошенничество! — взвизгнул Леонид Борисович, представив несостоявшуюся покупку конструктора Lego.

— Мошенничество? — неожиданно разъярился Сидоренко. — А то, что дороги развалились, а люди зарплату не получают — не мошенничество? А то, что на пенсию не прожить — это как? Я всего-то хотел, чтобы сюда народ понаехал. Тогда бы нам кредит дали, дороги отремонтировали, короче, поправили бы хозяйство. А вы — мошенничество! — он стих так же неожиданно, как и начал кричать, равнодушно махнул рукой и начал снимать с вороны картонный гребень. — Пишите теперь, что я — жулик, все равно уже…