Лили Блек - Палач

— Я невиновна! — рыдала женщина.

— Ну что ж, — вздохнул инквизитор. — Я не хотел этого, но придется, раз ты не хочешь сознаваться сама. Приступайте, сеньор Хосе.

Сеньор Хосе подошел к женщине, подтолкнул ее в спину, чтобы подвести к специальным козлам.

Однако инквизитор покачал головой, показывая глазами на девочку. Палач задрожал, когда она посмотрела ему прямо в глаза, однако взял за руку и повел. Маленькая ладошка полностью утонула в его огрубелой руке.

— Элена, почему бы тебе не признаться во всем сейчас? — инквизитор не оставлял надежды на то, что женщина заговорит.

— Я невиновна! — продолжала твердить она, но вдруг увидела, что ее дочку привязывают к некрашеной деревянной столешнице, затягивая на маленьких ручках и ножках зажимы. — Вы не посмеете! Она же — ни в чем не виновата!

— Она — ведьмино отродье! — загремел голос инквизитора. — Признайся во всем и заслужи прощение!

Женщина упрямо качала головой, глотая слезы. Инквизитор кивнул сеньору Хосе.

— Карлито, — шепнул сеньор Хосе помощнику, — приготовь клещи.

Мальчишка кивнул, раздувая огонь маленькими мехами. Когда клещи накалились добела, он подал их палачу. «Великоваты для такой крошки», — грустно подумал сеньор Хосе, подходя к девочке. Она лежала на удивление смирно, только смотрела своими огромными глазищами. Ее мать визжала на другом конце помещения, удерживаемая двумя подручными палача, здоровенными парнями. Инквизитор еще раз кивнул, показывая на ножки девочки, и опять перевел взгляд на ведьму. «Папа, а почему у доньи Хосефы нет пальчиков?» — глупо мелькнуло воспоминание, когда сеньор Хосе поднес клещи к крошечной розовой ступне. «Есть пальчики, есть», — думал он, осторожно беря белым, дышащим жаром железом, маленький пальчик. Противно запахло паленым мясом. Нежная кожа пошла пузырями, которые тут же лопались, сочась мерзкой красно-желтой жидкостью. Девочка отчаянно завизжала, брызжа слюной и закатывая огромные глаза так, что оставались видны только белки. Сеньор Хосе повернул клещи, вслушиваясь в хруст мелких косточек, и рванул их на себя. Пальчик безжизненно повис в клещах.

— Я все, все скажу! — захлебывалась криком ведьма. — Я молилась Сатане, заключив с ним договор! Он должен был исполнять любое мое желание! Так все и происходило! Я желала, а он — исполнял!

— А как ты молилась Сатане? — спросил инквизитор, быстро записывая признание ведьмы. Она опять умолкла, мотая головой. Тонкая струйка крови из прокушенного языка стекала по подбородку.

Девочка едва слышно хрипела, потеряв сознание. Инквизитор, убедившись, что ведьма не желает говорить дальше, опять кивнул сеньору Хосе. «Так почему же у доньи Хосефы нет пальчиков?» — почти весело подумал палач, выдирая второй пальчик на ноге девочки.

— Por vida del demonio! — Клянусь самим сатаной! — закричала ведьма. — Вы звери, раз мучите ребенка!

Джон Робертс, начальник тюрьмы, проснулся в холодном поту. Перед его глазами стояла средневековая пыточная камера, и крошечный детский пальчик в клещах палача. Хуже всего, что в этом сне он и был тем самым палачом, который спокойно мучил маленькую девочку. Третий раз уже Робертс присутствовал при казни. И третий раз ему снился этот кошмар. В первый раз он во сне замучил беременную женщину. Второй раз — проводил аутодафе, на котором одновременно сожгли восемьдесят иудеев. И вот теперь — маленькая девочка. Ну почему начальник тюрьмы должен присутствовать при том, как на электрическом стуле выжигают мозг преступника? И почему так мучительно болит голова, как будто это не преступнику, а ему закрепляли смертоносные электроды? Третья казнь в его жизни. Насильник и маньяк-убийца, дикий кровожадный зверь, которому не место среди людей. Но почему же так противно на душе? Почему кажется, что он своими руками убил невинного человека? «Папа, а почему у доньи Хосефы нет пальчиков?» — вспомнил Джон. — «Дороги, которые мы выбираем, и дороги, которые выбирают нас», — мелькнула глупая мысль. Он проглотил капсулу снотворного и понадеялся, что до самой его пенсии больше не будет казней. Откуда же так противно пахнет паленым мясом?..