Михаил Успенский - Три холма, охраняющие край света

- Гуленьки тебе! У меня, может, припадок ностальгии!

Рисунков было около сотни, и об их-то сохранности беспокоились менее всего - пост охраны рядом, да и кому придёт в голову тырить весёлые картинки?

Русские дети рисовали и свои родные типовые коробки, и ограждённые кирпичными стенами пылающие барские особняки, и ветхие крестьянские подворья, и заливные луга средней полосы с табличками «Частное владение», и сахалинские сопки, утыканные нефтяными вышками, и степи в тюльпанах и терриконах, и тундру с оленями, запряжёнными в крошечные «Вольво Арктик», и памятники на площадях, тычущие пальцами в разные стороны, и берёзку, и рябину, и куст ракиты над рекой, и самолёты с кораблями, и тайгу с китайскими лесорубами, и собачек с кошечками, и орлов на кремлёвских башнях, и папу с кейсом, и маму с коровкой, и школу с огромной училкой, и Ваню Золотарёва, с которым я опять помирился, и Веру Титову, мою лучшую подругу, и Пушкина с котом учёным и русалкой на ветвях, и много чего ещё.

- Видишь, цвета какие? В пять-то лет! Лох цепенеет! Только бы ему толковый учитель попался… Вот нигилистка юная - какого кадавра из лучшей подруги заделала! Да, Терри, ваши так не могут. У вас всё по самоучителям - как нарисовать лошадь, как нарисовать дракона… Так, а этого котика я, пожалуй, скопирую, пригодится для панно… Ну и что же, что с одним глазом? Может, просто он пиратский котик… Вот молодец! Пальчиками, пальчиками, а что это у нас? А, это мы с папой в пейнтбол играем! Прямо Петров-Водкин, «Смерть комиссара», ты не находишь? Хорошо, что подписи есть, с бодуна и не догадаешься… Я тоже в пятом классе забабахала инсталляцию из старых фоток… Из вирированных… Не поверишь, в натуральном мусоре копалась! Тогда как раз деревянные дома сносили, много всякого добра выкидывали… А это как понимать? Нашла! Я бы, да не нашла! Дюк, зови нашего мента! Ограбление века! Да, пора было звать сеньора Давилу.

Вместо очередного стандартного альбомного листа зияла дыра, сквозь дыру белела стена - рисунок вырезали прямо с куском картонного щита, на котором крепились детские работы.

Осталось только название на приклеенной внизу бумажной ленточке: «ТРИ ХОЛМА, ОХРАНЯЮЩИЕ КРАЙ СВЕТА».

Катя Беспрозванных, 2-й «г» класс, г. Малютин…

У двери в кабинет Паблито тоже толпились какие-то мужики и бабы в синих моно с гербом «Барселоны».

- А этих почему пустили? - спросила Леди, словно она здесь главная.

- А это родня хозяина, - пояснил сеньор - Понсиано Давила. - Дон Пабло тут пристроил на работу всех кузенов, кумовьёв, тёток, племянниц… Всякие там электрики, сантехники, грузчики, уборщицы… Семейное предприятие, словом. Деревенщина из глухих углов. Зато работящая и без профсоюзов… Теперь им на месяц разговоров хватит…

Среди работящей деревенщины выделялась древняя старушка во всём чёрном. Старушка сидела в кресле на колёсах, а за спиной у нее стояла совсем юная девушка - тоже во всём чёрном.

- Это бабка Канделария, - пояснил Давила. - Ей чёрт знает сколько лет, но она всю эту публику вот так держит! И у нас в Клаверо держала, и здесь! У бабули не забалуешь! Она даже свою праправнучку, дурочку Ампаро, к делу при строила - за собой ухаживать… Дурочка, а жалованье-то идёт! Потрошат хозяина почём зря все эти Мендисабали да Пердигуэрры! Леди посмотрела на бабку с уважением:

- Какое лицо! Ух, какое лицо! Недаром Рембрандт любил рисовать стариков… На ней же настоящая мантилья!

- Ну, мы пойдём, - сказал Дюк.

- Обождите малость, - сказал начальник охраны. - Я пойду спрошу у хозяина. Невозможно думать, чтобы он вас отпустил без угощения. Подозреваю, что вы примчались с утра без молитвы, на пустое брюхо, а это непорядок. То, что подают в гостиницах…

- Да в гробу я видела эти жареные зелёные помидоры, - пояснила Леди. - И рыбу у вас не умеют готовить… Сеньор Понсиано побагровел:

- Прекрасная сеньорита, в Каталонии умеют готовить рыбу, уж будьте спокойны. Не судите о нашей кухне по гостиничным ресторанам. Просто нужно места знать… А туристы всё равно ничего не понимают, и вы в этом убедитесь. Подождите вот здесь, покурите, вам можно. А я вернусь мигом.

- Подождем, Терри, - распорядилась Лидочка.

Герцог Блэкбери мрачно промолчал. Паблито нравился ему всё меньше.

Они прошли к расставленным у окна креслам и расположились под сенью пальм. - Ну и чего мы будем ждать?

- А куда спешить? - сказала Леди. - Не в кафешку же идти - чашечка бурды за двадцать евро! И вообще я спать хочу… У меня джет-шок ещё не прошёл…

- Тем более! - воскликнул Дюк.

Ему бы давно потерять всякую надежду, но герцог Блэкбери был упорен. С горя он запалил сигару.

- Я же сказала! - зевнула Леди и прикрыла свои зелёные длинные глаза. А когда открыла, перед ней уже сидела старуха в чёрном и что-то говорила - жарко и непонятно.

- Пэрдони, сеньорэ, - разом проснулась Лидочка. - Но парлу катала. Эн эспаньоль, пор фавор.

Старая Канделария немедленно перешла на испанский - словно в ней регистр переключили:

- Вот я и говорю - это неспроста! Неспроста украли картинку! Это очень, очень хорошая картинка, а вор очень, очень плохой… Его никогда, никогда не поймают! А станут ловить - пожалеют, пожалеют! Скажите Паблито, чтобы не ловил его, не ловил… Паблито добрый, но он дурачок, дурачок. А вас, вас он послушает. Иначе будет беда, беда. И не ищите того, кто сделал эту картинку, сделал… Он бедный, но вы ему не поможете, нет, не поможете…

Леди напряглась - старуха неожиданно схватила её за руку своей жёлтой лапкой в бурых пятнышках.

- Успокойтесь, бабушка, - ласково сказала Лидочка. - Картинка самая обыкновенная, и на рисовала её одна маленькая русская девочка из одного маленького русского города. Никто её не будет искать - зачем огорчать ребёнка? Всё в порядке. Дорогие картины на месте. Всё хорошо…

Канделария убрала лапку и поправила чёрные кружева.

- Нет, русская девочка так не рисует, не рисует. Потому что картинка была кон дуэнде! Это вам всякий, всякий скажет, кто видел! Для кого-то она дороже самых дорогих картин, дороже десяти тысяч песет…

- О чём она вам толкует, дорогая? - встревожился сэр Теренс. Всякий шотландец суеверен, будь за ним хоть десять Оксфордов и двадцать Кембриджей, а почтенная донна Канделария казалась ему натуральной недожжённой ведьмой с офорта Гойи.

- Кон дуэнде - значит, с чертовщиной, - досадливо обернулась к нему Леди. - Ну, в смысле… Я даже не знаю, как тебе объяснить… Дюк пожал плечами.

- А что там было нарисовано? - спросила художница. - И почему кон дуэнде?