Джон Варли - Титан. Фея. Демон

Когда Волынка поднялась на ноги, выяснилось, что она еще слишком пьяна, чтобы их везти. Тогда они поводили ее кругами и в конце концов все-таки направились к городу. Оседлать ее получилось бы только через несколько часов.

Титанополь уже виднелся в отдалении, когда они вдруг наткнулись на Рожка.

Кровь уже запеклась на его прекрасной сиреневой шерсти. Из конского бока торчало устремленное в небо копье. Человеческий торс был изувечен.

Опустившись на колени, Волынка рыдала над трупом, пока Сирокко и Габи держались чуть поодаль. Губы Сирокко кривились от досады. Неужели Волынка ее винила? Неужели она и впрямь предпочла бы погибнуть вместе с Рожком — или то была безнадежно земная трактовка ее плача? Доблести, проявленной на поле боя, титаниды не ценили; а в сражение ввязывались лишь потому, что просто не могли этому противиться. Сирокко любила их за первое и жалела за второе.

Радоваться ли, что спаслась — или рыдать по тому, кто навеки потерян? Титанида не могла делать сразу и то, и другое. Вот она и рыдала.

Наконец Волынка с трудом поднялась на ноги. Три годика, подумала Сирокко. Это, впрочем, мало что значило. Невинностью Волынка напоминала трехлетнюю девочку, но была при этом вполне взрослой титанидой.

Подобрав отрубленную голову, Волынка поцеловала ее в окровавленные губы и положила рядом с телом. Она ничего не пропела. Песен для таких мгновений у титанид просто не было.

Габи и Сирокко снова уселись ей на спину. Медленной рысью Волынка пустилась к городу.

— Завтра, — сказала Сирокко. — Завтра же отправляемся к ступице.

Пять суток спустя Сирокко все еще готовилась к походу Проблема, кого и что с собой взять, оказалась не так проста.

Билл сразу отпадал, хотя у него на этот счет было другое мнение. То же самое — Август. Проводя большую часть времени на окраине города, она теперь почти не разговаривала и лишь односложно отвечала на вопросы. Кельвин даже не знал, что для при таком душевном расстройстве будет лучше — взять Август в поход или оставить ее в покое. Тогда Сирокко пришлось решать, исходя из того, что будет лучше для экспедиции, которая явно могла оказаться под угрозой, случись вдруг у Август нервный срыв.

Кельвин отпадал, ибо обещал не покидать Титанополя до окончательного выздоровления Билла; да и к тому же он был сам по себе.

Джина следовало взять. Сирокко желательно было иметь его перед глазами — и подальше от титанид.

Оставалась Габи.

— Ты не сможешь меня бросить, — сказала Габи, даже не упрашивая, а просто констатируя факт. — Я все равно от тебя не отстану.

— Да и не собираюсь я тебя бросать. Хотя вообще-то ты своей маниакальной привязанностью уже до упора достала. Но в то же время ты мне жизнь спасла, а я тебя за это так толком и не отблагодарила. Хочу, чтобы ты знала, — я этого никогда не забуду.

— Твоя благодарность мне без надобности, — отозвалась Габи. — Мне нужна твоя любовь.

— Вот любви я тебе дать не могу. Ты мне очень нравишься, Габи. Черт возьми, да ведь мы тут чуть ли не с самого начала бок о бок идем. Но штука в том, что первые пятьдесят километров придется проделать в Свистолете. И силой я тебя туда не потащу.

Габи побледнела, но голос ее был полон отваги.

— Не бойся. Не придется.

Сирокко кивнула.

— Что ж, дело за тобой. Кельвин говорит, что мы можем добраться до уровня сумеречной зоны. Выше пузыри не плавают. Ангелам, мол, не по вкусу.

— Значит, ты, я и Джин?

— Ага. — Сирокко нахмурилась. — А знаешь, я рада, что ты со мной.

Им требовалась масса всякой всячины, и Сирокко понятия не имела, как эту всячину раздобыть. У титанид существовала система обмена, однако цены устанавливались с учетом степени родства, положения в обществе и нужды в данном товаре. Никто не голодал, но у индивидов с низким статусом, как у Волынки, помимо пищи, крова и минимальных средств для раскраски толком ничего и не было. Красящие средства, между прочим, считались у титанид таким же предметом первой необходимости, что и пища.

Существовала также система кредитов, и Менестрель воспользовался частью своего — но главным подспорьем для снаряжения экспедиции все же послужило произвольное повышение статуса Сирокко. Менестрель провозгласил ее своей духовной задодочерью и потребовал, чтобы общество рассматривало ее таковой, ввиду особой природы ее миссии.

Большинство титанидских мастеровых согласились с такой постановкой вопроса и оказывали при подготовке экспедиции едва ли не чрезмерную помощь. Первым делом были изготовлены пригодные для людей рюкзаки. Затем едва ли не все повалили со своими изделиями, желая внести хоть какой-то вклад в миссию землян.

Сирокко решила, что каждый вполне сможет нести на себе килограммов пятьдесят. Рюкзаки получились мощные, но по земному счету весили они всего-навсего килограммов двенадцать — а по мере подъема к ступице должны были становиться еще легче. Габи сказала, что за счет центробежного ускорения гравитация там составит всего-навсего одну сороковую g.

Первым делом следовало позаботиться о веревках. Впрочем, одно титанидское растение отращивало превосходные веревки — тонкие, гибкие и прочные. Каждый мог спокойно забрать с собой стометровый моток.

Титаниды неплохо лазали, хотя в основном по деревьям. Насчет крюков Сирокко поговорила с мастерами по металлу — и те вскоре принесли плоды своих напряженных усилий. К несчастью, со сталью титаниды знакомы не были. Едва взглянув на крюки, Джин покачал головой.

— Ничего лучше у них не получается, — сказала Сирокко. — Но они их прокалили, как я велела.

— Этого мало. Впрочем, не беспокойся. Что бы там ни было внутри спицы, это не камень. Камень не выдержал бы тех напряжений, что растягивают эту бандуру. Честно говоря, я даже не знаю материала, который бы выдержал.

— А это означает всего лишь то, что строителям Геи было ведомо нечто, нам пока что не ведомое.

Сирокко и сама не очень-то беспокоилась. В спицах живут ангелы. Если они только не проводят в полете всю жизнь, им надо куда-то садиться. А там, куда они садятся, она уж как-нибудь зацепится.

Чтобы вгонять крючья, они обзавелись молотками — самыми легкими и прочными, какие только получились у титанид. Также мастеровые обеспечили пилигримов ножами и топориками, а заодно и точильными камнями. Благодаря любезному дару Свистолета все трое упаковали себе по парашюту.

— Теперь одежда, — сказала Сирокко. — Какую бы одежду нам захватить?

Менестрель явно растерялся.

— Нам одежда, сами видите, не требуется, — пропел он. — Хотя некоторые, у кого, как у вас, голая кожа, носят ее в холодную пору. Мы сделаем, что вам нужно.

И пилигримы с головы до пят оделись в лучшие узорные шелка. На самом деле то были вовсе не шелка — но на ощупь ничем не отличались. Изготовлены были также войлочные куртки и штаны — по два комплекта на каждого — и вязаные комбинезоны. А еще — меховые плащи и шаровары. А еще — подбитые мехом перчатки. А еще — мокасины на твердой подошве. Приготовиться следовало ко всему, и, хотя одежда заняла много места, Сирокко не склонна была ею пренебрегать.