Алексей Махров - Встреча с Вождем

Местность, через которую нам предстояло пройти, представляла собой ровное, как обеденный (ох, опять мысли о еде!) стол, поле, сплошь изрытое воронками, оставленными как снарядами, так и авиабомбами – ДОТы неоднократно бомбило Люфтваффе, судя по всему – пока безрезультатно. Обрывки колючей проволоки, некогда натянутой на врытых в землю бревнах, трупы солдат в фельдграу, обломки оружия… А запах… В нос шибануло таким могучим запахом мертвечины… Похоже, что немчура тут давно на солнышке разлагается.

Всё это вкупе позволяло надеяться, что три человека вполне могут остаться незамеченными в этом бедламе. Шанс на удачу увеличивал тот факт, что именно здесь проходил стык двух немецких подразделений, штурмовавших данный участок УРа, понятия не имею, каких именно. Справа, насколько понял, стояли танкисты, а слева – пехота. Танкисты вообще не окапывались, а пехотинцы ограничились всего одной траншеей. Служащей, вероятно, исходным рубежом для атак. Поскольку в ночное время она пустовала – лишь несколько часовых мотались по ней, периодически пуская осветительные ракеты.

Дождавшись, пока погаснет очередная запушенная фрицами «лампа», заливавшая окрестности едким химическим светом, отбрасывавшим на землю резкие изломанные тени, я вернул Наметову бинокль и прошептал:

– Нормуль, Серега, здесь и поползем. Как они ракеты запускают, засек?

– Обижаете, – сверкнул в полутьме белозубой улыбкой осназовец. – Как по часам, суки. Каждые пять минут ровно.

– Молодец, с меня пирожок. Отдам, как полочку найду. Насчет минного поля подумал?

– Насчет мин, тарщ комиссар, не волнуйтесь, я нам с Витькой пару щупов из винтовочных шомполов сварганил, не напоремся! – не раздумывая, сообщил лейтенант.

– Ну так чего тогда ждать, лейтенант? Пойдем?

– Пошли, товарищ комиссар. – Голос Наметова был тверд. Осназовец, похоже, ни секунды не сомневался в успехе.

Первые двести-триста метров прошли довольно быстро, просто пригнувшись и залегая только при пуске ракет. Здесь было относительно чисто – мало трупов и воронок. Идущий в авангарде Наметов нащупал парочку мин, но через них мы просто перешагнули. А вот когда миновали заграждение из колючей проволоки, нам пришлось сбавить темп – началась настоящая мешанина из выброшенной из воронок земли, трупов, поломанного оружия и каких-то неопределенных обломков. Шли медленно, опасаясь повредить ноги, тщательно нащупывали перед собой путь, прежде чем сделать очередной шаг. Но все равно постоянно спотыкались.

Двигались следующим порядком: первым Серега, затем я и радист замыкающим. Через полчаса мучений выработали следующий алгоритм: под светом очередной осветительной ракеты, которые фрицы – и чего им, сукам, только не спится? – подвешивали над головой с идиотским постоянством, намечали предстоящий маршрут, максимум метров пятьдесят, иногда меньше. А потом осторожно продвигались вперед.

Часто приходилось менять направление, обходя особенно крупные скопления омерзительно воняющих трупов, что тоже требовало времени. Иногда, если Наметову что-то не нравилось впереди, надолго замирали, вжимаясь в воняющую тротилом землю и пропуская две-три ракеты. Затем шли дальше, с каждой минутой и каждым пройденным метром приближаясь к долгожданной цели.

И вот когда казалось, что уже все, добрались – до бруствера передовой траншеи и на самом деле оставалось всего метров пятьдесят, – везение внезапно закончилось.

Нет, фрицы нас так и не заметили, гораздо хуже. С рассветом – а небо на востоке уже заметно посветлело, и пушистые брюшка лениво ползущих по небосводу облаков залились робким розовым цветом – они начали артобстрел. Нам не хватило каких-то пяти минут.

Первый снаряд, нежно курлыкнув в небе, ударил метрах в ста. Короткий огненный всполох, заметный на фоне предрассветного неба куст разрыва – «миллиметров сто пять, если не все сто пятьдесят», – машинально отметил я – и сдавленный крик лейтенанта:

– Вперед всем, живо! Бегом!!!

И мы побежали. Под аккомпанемент все новых и новых разрывов, ложащихся все ближе и ближе – в барабанные перепонки стучал спрессованный воздух. Очередной снаряд ударил совсем рядом! Воняющая тухлятиной ударная волна, стукнув по голове и спине комьями земли, попыталась бросить меня на землю, но это ей пока не удалось – Серега схватил меня за рукав и поволок. От резкой боли в раненой руке хотелось заорать матом или на крайняк потерять сознание. Но лейтенант держал крепко.

Все, все, дальше я сам! Сам не знаю зачем, отпихиваю Наметова, который, не удержавшись на ногах, падает в старую, оплывшую от близких разрывов, воронку. Тем самым спасая Сереге жизнь. До изрытого пулями и осколками бруствера остаются считаные метры. Неужели успел?..

Тупорылая гаубичная граната – честное слово, обостренное выброшенным в кровь адреналином сознание ВИДИТ эту темно-серую чушку с медным направляющим пояском, на котором отпечатались нарезы ствола, – падает мне прямо под ноги. Взрыва я, разумеется, не ощущаю…

Последней осознанной мыслью оказывается: «Тенденция, однако! Каждый раз ухожу на «перезагрузку» от взрыва!»

9 августа 1941 года, окрестности Луги

Спать в любых условиях Батоныч научился еще во время службы в несокрушимой и легендарной. Ну, в смысле в ТОЙ несокрушимой и легендарной, которой он отдал не один десяток лет, а не в этой, что еще только предстояло стать таковой, как в словах известной песни, регулярно звучавшей на каждом торжественном мероприятии в честь Дня Советской Армии и на парадах. До появления которой, если память не изменяет, еще года два [68] Владимир Петрович имеет в виду известную песню «25 лет РККА» на слова О. Колычева (Сиркеса) и музыку А. Александрова, написанную в 1943 году. Припев песни звучал так: «Несокрушимая и легендарная, В боях познавшая радость побед, — Тебе любимая, родная армия, Шлет наша Родина песню-привет. Тебе шлет Родина песню-привет! Впервые эта песня, ставшая, по сути, гимном сначала Красной, затем Советской, а сейчас – и Российской армии, была исполнена на праздничном концерте в честь 25-летия РККА. Интересный факт: в оригинале первого куплета пелось про «двадцать пять героических лет»; впоследствии числительное менялось с учетом каждого нового года от образования РККА, пока не превратилось в «годы наших великих побед». Наибольшие изменения легендарная песня претерпела при Хрущеве, когда из текста были полностью изъяты два куплета с упоминанием имени И. В. Сталина, замененные «нейтральным» куплетом о партии ( прим. авторов ). .

Вот и сейчас умаявшийся комбриг преспокойно задрых на сложенном в несколько раз чехле в боевом отделении родного «КВ». Спать ему не мешал ни стук барановской кувалды, коей мехвод аккуратно подбивал пальцы траков, ни негромкое лязганье инструмента в руках проводящего «регламент» дизеля Сереги Степановича. А больше в танке никого и не осталось: радиотелефониста он отправил разузнать относительно горячего питания, хоть и всерьез подозревал, что тылы все же отстали и снова придется перебиваться сухпаем. Гаврилов же потопал в кашаэмку к Очкарику с заданием связаться с разведкой и получить подробный расклад на данный момент.