Юлий Буркин - Цветы на нашем пепле. Звездный табор, серебряный клинок

— Именно надеясь быть ненайденными, Лабастьер Второй и Наан избрали для Безмятежной нетехнологический путь развития, — отозвался думатель. — Но верно ли они поступили, вопрос достаточно спорный.

— Ты не ответил. Как ОН может нас обнаружить? Ведь ОН боится космоса, боится отделения от себя какого-либо из своих телесных воплощений!..

— И все-таки, это лишь вопрос времени. Техническое решение для этой задачи обязательно есть, и рано или поздно ОН непременно найдет его. Ведь не зря же ОН все-таки построил звездолет, в котором я коротаю свои дни… Даже я, лежа тут в темноте, сумел кое-что придумать. Например, специальные телепатические буи. Распространяя их в космосе, ОН будет мало-помалу увеличивать контролируемое пространство. Можно также создать прибор, улавливающий телепатическое излучение на сверхсветовых расстояниях…

— Значит, ОН обязательно найдет нас. Найдет и уничтожит или поработит… А раз так, раз эта задача неразрешима, объясни мне, «дядюшка», зачем мне было все это узнавать? — Лабастьер почувствовал, как в душе его вскипает раздражение. — Чтобы мучиться от обреченности не в одиночку?! Тебе не хватало партнера?!!

Думатель мерзко захихикал, и перед мысленным взором Лабастьера возник уже знакомый образ сморщенного плешивого старика.

— Ты почти угадал, — прокаркал тот ехидно. — Но ты недооцениваешь силу моего подлого разума. Я ведь все-таки ДУМАТЕЛЬ! Я знаю, как обезопасить Безмятежную. Есть одно средство… Одно-единственное.

— Какое?

— Боюсь, оно тебе не понравится…

— Какое средство?!

Внезапно образ старика окутался струящимся маревом… И вдруг он обернулся юной зеленоглазой самкой маака.

Скромно потупившись и держа руками края крыльев, она, за неимением одежды, безуспешно пыталась прикрыть ими прелестную грудь.

— Не надо… — прошептала девушка. — Не уговаривай меня… Я знаю точно, тебе это не понравится…

— Да говори же ты! — взорвался Лабастьер, чувствуя, что краснеет. — Хватит тебе играть со мной в свои дурацкие игры!

Юная самка моментально превратилась обратно в старого ублюдка, и тот, криво улыбаясь, прошамкал:

— Надо уничтожить Землю.

— Что?.. — не поверил своим ушам Лабастьер.

— Надо уничтожить Землю, — повторил думатель, злобно щурясь. И добавил: — И я знаю, как.

И в тот же миг король увидел яркую, словно реальную, картину: огромная туша Золотого Замка, рассекая черную пустоту мироздания, мчится к неприметной желтой звезде…

— Запаса полония на борту хватит на то, чтобы превратить земное Солнце в сверхновую.

— Но ведь там миллионы бабочек! — ужаснулся Лабастьер.

— Но там же и ОН, — возразил думатель.

— Ты хочешь, чтобы я взял на свою совесть ответственность за такое безумное решение?

— Пусть оно будет на моей совести. Ты же должен думать только о безопасности своих подданных.

— Почему же тогда ты обратился ко мне?

— Потому что только рука одного из Лабастьеров может оживить корабль. А мне с этим не повезло, ты ведь знаешь это не хуже меня… И кто-то еще должен прикрепить к моему надлобью обруч мнемодатчика управления.

— Эта идея чудовищна…

— Мир Земли болен. Мы не в силах его излечить. И когда-нибудь эта болезнь доберется до вас. Вы — вывезенные оттуда здоровые ростки… А «гнилые корни следует отсекать», — гласит ваша же пословица…

— Ты предлагал то же самое моему отцу, моему деду?..

— Нет, — поколебавшись, отозвался думатель. — Но не потому, что я не додумался до этого раньше. Просто тогда мне было что терять. Я был молод. Но не сейчас. Так что, решайся… Ведь, когда я умру, такого шанса у тебя не будет…

— Никто! Никто не в праве принимать подобные решения! — воскликнул Лабастьер так возбужденно, что ему даже показалось, что произнес он эти слова не мысленно, а вслух.

Но нет, слуховая память подсказала ему, что ничего, кроме легкого покрапывания ночного моросящего дождика, он на самом деле не слышал.

— Оставь меня, — попросил он. — Дай мне отдохнуть.

Думатель не отозвался. Но не почувствовал Лабастьер и характерного облегчения, которое всегда испытывал в тот миг, когда тот покидал его. Однако, взбудораженный беседой, он не обратил на это внимания, а поднявшись с кресла, прошел из библиотеки в спальню и вышел на веранду.

Если бы не повышенная влажность, он бы обязательно полетал в ночном небе, чтобы успокоить расшалившиеся нервы. Но хватало и ночной прохлады, остужающей его тело.

Дипт и Дент, войдя в фазу полнолуния, отчетливо освещали столицу. Как любит он этот мир! Какими чуждыми и враждебными рисуются ему прочно сидящие теперь в его памяти земные картины.

Город маака — бесформенное нагромождение тысяч полупрозрачных сфер, соединяющихся между собой переплетением труб-коридоров, с обугленными и обезображенными кислотами пиками сторожевых башен… Город махаон, словно уродливая опухоль вздувшийся над поверхностью земли зеленой полусферой изорванного, обвисшего нелепыми лохмотьями флуонового купола… Отвратительные зловонные подземелия приамов…

— Позволь мне сказать тебе еще только несколько слов, и я исчезну, — вновь влез в его мысли думатель.

— Говори, — разрешил король, испытывая досаду от того, что не замечал в себе его присутствия.

— Когда-то давно, уничтожив свой мир, бескрылые надеялись продолжить себя в нас — искусственно созданных ими существах. И это им почти удалось. Почти! Они допустили ошибку, сделав бабочек предрасположенными к телепатии. Думатели у маака, бессрочники у махаонов… А в конечном итоге — ОН, существо в тысячи раз более страшное, чем убитый тобой т’анг. Мир бабочек двигался к самоуничтожению даже быстрее, чем мир бескрылых.

Лишь счастливая случайность привела сюда, на Безмятежную, бабочек, лишенных порочного свойства телепатии. Лишь тут мир может развиваться дальше, приближаясь к идеалу, о котором мечтала наша мать Ливьен. Земной же мир бабочек — неудачная попытка, память о которой должна исчезнуть вместе с памятью о мире бескрылых, прежде чем метастазы болезни доберутся сюда.

— Хватит! — рявкнул Лабастьер вслух. Тут, на веранде, он не боялся разбудить своим голосом Мариэль. — Между прочим, и на Безмятежной есть телепаты — ты, я, мой сын…

— Я думал об этом и знаю, как использовать этот факт во благо и только во благо. Я продумал и многое другое. Например: приближаясь к Земле, я неминуемо попаду в ЕГО поле, и ОН подчинит меня себе. Но я рассчитал траекторию таким образом, что скорость, с которой мой космический корабль будет нестись к земному солнцу, будет к тому времени уже столь велика, что, при всем желании, я не смогу ничего изменить…