Роман Суржиков - Лишь одна Звезда. Том 1

Луна соглашалась, и я вела дальше:

– Глория любит матушку, но не говорит: «мама», а говорит: «леди Сибил». А о себе говорит: «северянка». Теперь она подписалась: «Глория Сибил Дорина». Не потому ли, что в этом имени содержится имя матери? Увезли. Монастырь. Сибил Дорина. Графиня отправила дочку в монастырь – может быть такое?

Луна втрое моложе меня, но намного мудрее. Она даже не удивилась: конечно, может. Глупая ты, Бекка, что не поняла сразу.

Я прилетела к отцу и спросила:

– Зачем Сибил Нортвуд это сделала?

Он не понял, пришлось пояснить. Тогда папа сказал:

– Когда после смертельной хвори люди встают на ноги, они часто обращаются во служение. Благодарят богов и посвящают себя им.

А я сказала:

– Если бы так поступила сама Глория, я все поняла бы. Но это дело графини!

Отец читал твое письмо. Он сказал:

– Глория пишет, это было ее собственное решение.

А я:

– Нет, графиня сослала. Силой. Я знаю.

– Что ты, деточка!..

– Папа, скажи мне: кто у нас есть в доме Нортвудов? Мы можем узнать, найти хоть зацепку?

– Но милая!.. Ты же не просишь шпионить за графиней? Нет же!

Мне самой неприятно было, и я сказала:

– Хорошо, давай не шпионить, а по чести. Позволь мне поговорить с графиней Нортвуд… голосом Литленда.

– Что ты!..

– Я уже виделась с нею и спрашивала. Не узнала ничего сверх того, что в письме. Но спрашивала всего лишь Бекка-Лошадница… А если спросит Великий Дом Литленд?

Отец затвердел – иногда он умеет. Редко, но да.

– Великий Дом Литленд никогда не полезет в семейные дела Нортвудов! Мы не клопы, чтобы шарить в чужих постелях! И думать забудь, Ребекка рода Янмэй!

Жесткость нелегко далась папе. Скоро он позвал меня снова и приласкал, погладил волосы.

– Доченька, зря ты забиваешь голову глупостями. Все хорошо у Глории, скоро станет аббатисой, и вы снова увидитесь. Лучше ложись пораньше, выспись, завтра гости приедут.

Тут я поняла, что гости будут необычными. Понимаешь, я – нечто вроде живого герба Литлендов. Где бы ни была, на меня смотрят. Всегда сияю и улыбаюсь, всегда с иголочки, всегда – прелесть. Будь хоть пятнышко – на мне его заметят. Так вот, если к этим гостям нужно как-то особенно готовиться, то что же это за люди? И зачем отец позвал их в Лейси, а не в столичный дом?

– Кто они, папа?

– Граф Рейс и его рыцари.

– Граф Рейс?!

– Да, доча.

Ты, конечно, все знаешь о политике. Держу пари: тебе все это ясно, но по-книжному – конфликт интересов, спорные земли вдоль реки являются камнем преткновения… Дай-ка я объясню, как это видится мне. Представь волчью стаю и пастуха с овцами да собаками. Пастух стережет, волки нападают. Иногда зарежут овцу, иногда собакам пустят кровь. Бывает, и псы задавят волка – одного, а остальные только злее становятся. И вот однажды волчий вожак является прямиком на псарню и виляет хвостом, а собаки дают ему погрызть косточку, водичкой поют. Вообразила картинку? Вот это и есть граф Рейс в гостях у Дома Литленд.

* * *

Их было восемь, они приехали верхом. И мы встречали верхом: папа, лорд Косс, я, десять отцовских рыцарей. Это было правильно: нас больше, а кони наши – лучше. Но и неправильно тоже: встречаться в седлах – традиция кочевников. Выходило, будто мы подстроились под них.

Многословно прозвучали титулы, имена потерялись под грудой «лордов», «сиров», «шаванов». Я запомнила лишь двоих гостей. Одним был сам граф Дамир Рейс, а другим – худой синеглазый воин, что долго-долго смотрел мне в лицо без тени улыбки. Его звали Моран Степной Огонь, он был правой рукой графа.

Конечно, мы очутились за столом. Отец щедро поил западников и все спрашивал о том – о сем. Люди любят, когда их спрашивают. Видно, папа хотел очаровать гостей. А я не знала, чего хотеть. За столом сидели двадцать мужчин, которые, встреться они в другом месте, охотно перебили бы друг друга. И я. Было не по себе, я все молчала. Стала думать: в чем суть этой встречи? Зачем мы кормим, поим своих врагов? Поймала часть беседы, прояснилось.

– Мир меняется, и очень быстро, – говорил отец. – Летом не то, что было весною, а осенью будет не то, что летом. К зиме уже не узнаешь то, что звалось Империей Полари. Как думаете, граф?

Дамир Рейс отвечал:

– Не весна и лето, лорд. Времена года как шли, так и идут. Они тут не при чем. Север и Юг, Запад и Восток – вот что меняется. Корона всегда дружила с Центром, а Север держала на цепи – так было. Но вот Корона венчается с медведями, а Шейланд – с Северной Принцессой. За год лягут рельсы до Клыка Медведя и Первой Зимы. Север станет во много раз сильнее. Что я думаю об этом, лорд Литленд?.. А сами вы что думаете?

– Разве я похож на северянина, граф?

Дамир Рейс подергал нижнюю губу. Премерзкий жест: губа оттопырилась, открылись зубы – белые с гнилыми через один. Но ты не подумай, что он был старик. О, нет! Зубы – вот и все, что было в нем гнилого. А тело – будто из железа выкованное.

– Лорд Литленд, я не привык бить мимо. Если стреляю, то прямо в точку. Стрелою ли, словом – неважно. Хотите дружбы с нами? Скажите прямо, не виляя. Протяните руку – и мы решим, пожать ли. Северяне нам враги более лютые, чем вы. Но не потому, что вы добряки. Просто вы бьетесь хуже их.

Мне до воина – как ползком до Запределья. Но в ту минуту я думала в точности то, что каждый из отцовских рыцарей. Бьемся хуже? Берите луки и коней, выезжайте в поле!

Но отец только усмехнулся и сказал:

– Однако вы приехали к нам. Мы позвали – вы приехали. Значит, имеете что сказать, кроме похвальбы.

– Приехали послушать, что вы нам скажете, – отбил граф Рейс.

– Север усиливается, значит, и Юг должен стать сильнее. Вот все, что скажу сегодня. Завтра слово за вами, граф.

Я поняла это так, что обед окончен. Откланялась и пошла восвояси, но прошла прямо за спинами западников – показать, что не боюсь их. Синеглазый Моран обернулся и схватил меня за руку. Сжал крепко, будто хотел удержать. Мы смотрели друг на друга, а отцовские воины сорвались с мест. Синеглазый подмигнул мне и спросил:

– Говоришь, ты – лучшая наездница в мире?

Я никогда не говорила этого. Ненавижу, когда так говорят, ведь это ложь. Я состязалась лишь с первородными, и то на арене, а не в поле. Среди простого люда множество прекрасных всадников, и их никто не знает, столице нет до них дела… Но синеглазому я ответила:

– Сомневаетесь?

– Встанешь с рассветом – жду у конюшен.

Он это сказал очень тихо. Ни отец не слышал, ни кто другой из наших. Если бы слышали, мне не пришлось бы думать. Отец просто запер бы меня и приставил пару воинов в охрану. Но отец не знал, и я ворочалась до полуночи. Пойти? Полная дурость! Дочка Литлендов наедине с кочевником – да это безумие! Не пойти? Значит, испугалась. Синеглазый скажет об этом, и не тихо, а так, что все услышат. Да и не главное, что услышат, главное то, что я не боюсь его! Пусть не думает, что боюсь! Я сказала себе: возьму и усну. Скорее всего, я просплю рассвет, и синеглазый простоит пару часов у конюшни – дурак дураком. Потом выйду и посмеюсь над ним. Я улыбнулась, когда это выдумала, и закрыла глаза. Когда проснулась, занималась заря.