Владимир Колотенко - Прикованные к тени

- Нельзя.

Пулеметные очереди слышались до самой ночи. А что делать? Нужно было спешить. Куда, спрашивается.

- Дальше, - сказала Аня.

Я читал с черновика, а они меня правили, предлагали свои варианты фраз, искали слова.

- ...и не вызывает сомнений тот факт... - диктовал я.

И Аня снова открывала огонь.

- Слыхали, - сказал Юра, - интеллектуальное убийство! Здорово придумано!

- Ты это к чему? - спросил Шут.

- Так, - сказал Юра. - Весь мир ищет средства от всех болезней, но все усилия мира направлены на разработку универсального оружия. Чувствуете накал! Гонка! Кто кого - разум или дурь, Бог или сатана! Я же вижу, чего стоит нормальному человеку устоять перед такими соблазнами... Я же не слепой. У Агаты Кристи, кстати, вы не поверите, точно такая же идея, не помню в каком романе.

- Это какой-то цугцванг, - бросил Шут.

- Дальше, дальше, - требовала Аня, - Шут, не мешай!

Ай, да Анечка, ай да молодец!

Только к утру была одержана победа над лекциями.

- Ура! - крикнула Наталья, и мы тут же всей гурьбой завалились спать. Кто где пристроился: на столах, в старых потертых креслах, кто-то на раскладушке, а Баринов на ватном матраце...

Я пристроился на кушетке. Обняв Анечку...

Теперь-то я понимаю: Жору больше всего на свете интересовала кибернетика. Это было модно в то время, кибернетика только-только врывалась в жизнь. А мы были умны и красивы, и преданы науке. Фантазеры! Мы хотели победить все болезни, вылечить рак, запивая вчерашние сырники остатками пива и засыпая в лаборатории на кафельном полу. Мы потрошили крыс и мышей - Боже мой! - и подвергали их страшным пыткам: травили, топили...

- Не трави душу, - говорит Лена.

- ...резали, даже распинали, как Иисуса Христа, пытаясь выведать у Природы ее тонкие тайны. Мы отсекали им головы, как гильотиной, рассекали их сердца и печенки, желудки и селезенки, дикари!

- Рест, перестань, пожалуйста!

- ...выдергивали ядра из клеток в попытке добыть ДНК, РНК, всякие там гистоны и протамины... Наши карманы были просто набиты рибосомами и митохондриями, а на зубах ощущалась оскомина от долгого жевания эндоплазматического ретикулума и гликокаликса...

- Тина ваша права, - говорит Лена, - дикари! Я бы тоже...

- Прости нас, Господи, грешных. Сколько мы загубили бедных животных без чьего-либо соизволения, присвоив право распоряжаться их жизнями по своему усмотрению. Палачи, мы считали себя богами.

- Хватит причитать! - говорит Лена.

- Мы верили! Повторяю: мы, живодеры, были преданы науке...

- Живодеры?!

- Ну да!..

Через две недели, прихватив курс моих лекций, в Штаты укатил наш кудрявоголовый голубоглазый парторг.

- Это тот, что из «пиздриков»? Авлов?

- Самый тот. Не имея желания с ним связываться, мы отдали ему какие-то результаты, чтобы он мог поразить Америку.

- Ты рассказывал, - говорит Лена, - что он этой поездкой перечеркнул все ваши планы.

- Он всегда был глуп, как баран, со своими вылупленными, просто выпадающими из орбит бараньими блекло-водянистыми глазами. Не обязательно ведь знать английский, чтобы быть гостем Джеймса Уотсона, открывателя структуры ДНК, Нобелевского лауреата. Потом оказалось, что не обязательно и мои лекции читать. Можно ведь просто рассказывать о себе, о быте, о планах на будущее. По возвращении он собрал нас на пиво с жареным мясом и, порыгивая и ковыряясь в зубах ногтем мизинца, с восхищением рассказывал, как он заткнул за пояс нашими результатами самого Уотсона.

- Они же там ни хера не понимают в вопросах прикладной генетики, ковыряются в генах, как куры в говне...

Рассказывая, он брызгал слюной и пересыпал рассказ сочной матерщиной. При этом куцыми толстыми пальцами с нестриженными ногтями, похожими на клешни краба, помогал грязным словам вырываться из своей черной пасти. Он изрыгал гадости, чихвостя и распиная Уотсона, а с ним и всех американцев с их хваленым The American Way of Life (Американский образ жизни, - англ.).

- Это же физифин труд, - говорил он.

- Сизифов...

- Ну да!.. Сизифин!.. Они же ни рылом, ни ухом...

От подобных его высказываний я сперва ярился, но со временем ярость сменилась покорностью и уныньем, а затем я перестал обращать на это внимание.

- Апофизом же моего доклада, - продолжал он, - было то...

- Апофеозом...

- Ну да!..

Что же касается наших экспериментов, то парторг не понимал их существа и не придавал этому непониманию большого значения. В своем развитии, как и многие партийцы, он остался сидеть на дереве. Даже в болоте... Этот головоногий моллюск...

- Тупой, что ли? - спрашивает Лена.

- Он всегда черное называл белым и убеждал тебя в этом с такой яростью в своих бараньих глазах, со всей мощью глотки, что ты, подавляя приступ тошноты и вытирая обрызганное лицо, верил ему: черное - это белое, а красное - это зеленое. И потом ехал, сам того не подозревая, на красный как на зеленый. И когда никаких ДТП не случалось, он сверкал глазами: „Я же говорил!».

- Он что же, - спрашивает Лена, - полный кретин?

- Этот жалкий обрубок... Знаешь, я заметил, что все они, эти недомерки с комплексом Наполеончика, все эти переметчики, авловы, чергинцы, все эти штепы и шпуи, шариковы и швондеры, вся эта шушера, как сказал бы Жора - «мерзкая мразь», все они пытаются компенсировать свою...

- Да, - говорит Лена, - это комплекс, между прочим, тоже обусловлен...

- Гнилыми хромосомами...

- Ага...

- Если бы Тинка прознала, с кем в те годы мне приходилось якшаться... Ну, да ладно... О мертвых, ты же знаешь, или хорошо, или ничего. Ничего - пустота, вакуум, пыль... Абсолютный ноль! У него так и не был обнаружен ген, отвечающий за прямохождение. Хотя такие как он и ходят петухами - грудь колесом...

- Он что, умер? - спрашивает Лена.

- Для меня - да.

- Давно?

- Навсегда.

- Я и не знала, что ты умеешь так злиться, - признается Лена.

- Как?

- Ну, ты этого своего Авлова просто расплющил.

- Да ладно, ладно тебе. За него я спокоен. Ничего хорошего с ним уже не случится. Ни с ним, ни с Переметчиком, ни с Валерочкой Ергинцом...

Если бы Тина знала, с какими уродцами мы строили свое совершенство...

Весной мы стали популярны среди нашей ученой братии. Все искали с нами знакомства, нас приглашали на встречи с приезжими знаменитостями, там и сям можно было слышать наши имена, мы сидели в первых рядах оперного театра и в президиумах ученых советов. Многие стали говорить нам «ты», иные величали на «вы», искали случая пожать нам руки и искренне поздравляли. Но с чем? Никто не мог толком объяснить, в чем заключаются наши заслуги. Были и откровенные скептики.

- Это те, банщики?..

- Говорят, что они...

Иронично подсмеивались, а многие открыто насмехались.

- Ты был у них в подземелье?