Владимир Колотенко - Прикованные к тени

- Не подведи, дед!..

Затем он, даже не вымыв рук, взял из вазы апельсин и, не очистив от корки, разодрал на две части, так что сок закапал на ковер. По-братски отдав половинку мне, вторую половину сунул себе в рот.

На выходе из палаты нас встретил генерал, сидящий у двери на поднесенном кем-то стуле. Врач-толстяк находился рядом, он стоя подпирал стену. Коридор был светел и пуст, в окна лился желтый праздничный свет, а на стене, подмигивая нам, прыгали солнечные зайчики.

- Ты что, ослеп? - с упреком накинулся на врача Жора. - У него пузо чуть не лопнуло. Ты не мог откачать жидкость!?

И, не слушая оправданий врача, тут же добавил:

- Проведи полный курс интенсивной антисклеротической терапии. Весь курс, как положено! Я проверю. И все эти гепабене и эссенциале, и аллохолы, и печеночные протекторы, и стимуляторы... Понимаешь меня?

- Да, - врач нервно поправил очки на носу.

- Ты пролечил его «украином»?

Жора бесцеремонно говорил врачу «ты», чтобы тот чувствовал за собой еще большую вину и ответственность. Этот его психологический приемчик я знал давно и нередко сам его применял.

- Да, мы были в Австрии у Новицкого. Его жена, Володимра... Он обижен и с большим трудом согласился...

- Хорошо, - оборвал его Жора, - нельзя обижать хороших людей, - наставительно сказал он и добавил: - ладно, все остальное отменить.

И каждый день прижигай ему точку жизни. Как ее там?..

Жора посмотрел на меня.

- Цзу-сань-ли, - подсказал я.

- Именно, - Жора кивнул мне и снова обратился к врачу: - прижигай до ожога.

- Да, - сказал тот.

- Ну и все такое - уход, питье, сердце, почки, кровь, моча, стул... Особенно сердце. Следи каждую минуту, непрестанно. Потеряешь его - посажу.

Врач стал клевать носом пространство перед собой.

- Ясно, ясно...

Жора вдруг замер, посмотрел на врача в упор и спросил:

- Да, он кто?

Врач вопросительно-недоуменно смотрел на Жору, не понимая вопроса.

- Русский, туркмен, араб, турок?.. Или негр?

Генерал только слушал.

- Литовец... - неуверенно пролепетал врач, - нет латвиец. Латвиец! Латыш!..

- И пои его «Рижским бальзамом», - сказал Жора, - это важно, запомнишь? Тридцать три капельки три раза в день.

Врач еще раз кивнул, а Жора повернулся и твердой походкой продефилировал по коридору к выходу. Генерал поспешил за ним.

- Бахилы сними, - сказал я Жоре, когда мы вышли на улицу.

- Ух, ты, - откликнулся он, - сколько света!

И снова удовлетворенно дернул скальпом.

- Своим «посажу» ты его убил, - сказал я.

Жора улыбнулся:

- Припугнуть никогда не мешает. Теперь он будет спать с нашим дедом и не даст ему помереть, верно?

- Да-да-да, - прострочил генерал, едва поспевая за нами, - припугнуть никогда не мешает.

Жора остановился у машины и все еще улыбался, когда к нему подошел генерал и, прикоснувшись к плечу рукой, спросил:

- Едем пить?

- Нужно где-то вымыть руки, - сказал Жора, - видишь - липкие...

Я видел только две огромные, вяло растопыренные веером Жорины лапищи.

Я не жалею о том, что отказался от поездки в Йоханнесбург, хотя это была прекрасная возможность представить миру свою теорию. Я отказался от оваций признания. Я признан здесь и вполне удовлетворен тем, что лежу вялым увальнем у ее ног на мокром полотенце. Без всякой дрожи в руках, в голосе. Я легко с этим справляюсь и вполне доволен собой. Я, конечно, расскажу ей все, что обещал. Все ли? То, что пришлось испытать, рассказать невозможно.

Ума не приложу: как Тине тогда удалось... Удалось такое!..

Ума не приложу!

Я давно ищу слушателя, которому можно было бы рассказать свою жизнь.

- Секундочку, - говорит Юля, - подождите минутку, я только заряжу новую кассету.

- Ты снова все записываешь, все, что я говорю?

- Да. Вы уж извините...

- Хорошо, - соглашаюсь я.

- Готово, - говорит она, - что же было дальше?

- Что было дальше? Дальше было...

Розовые, ее розовые пятки! Господи, да она же совсем ребенок!

Я теперь знаю, что волосы на самом деле могут встать дыбом оттого, что ты обвинен в причастности к убийству. Но я никогда никого не убивал, я-то это знаю.

А вот и первые голоса. Радостные, задорные крики разрушающих прибрежную гладь воды... Затем музыка из портативного магнитофона. Как жаль, что у меня нет с собой автомата Калашникова.

Наконец и она шевельнулась. Сначала приподнялась, опершись на локти, затем села на матраце, сняла очки и выключила диктофон. Какое-то время мы смотрим друг другу в глаза, но не произносим ни слова.

По обоюдному молчаливому согласию ровно в полдень (солнце в зените!) мы встаем, чтобы сегодня уже не появляться на пляже. Можно ведь обгореть. Да, соглашаюсь я, солнечные лучи жалят безжалостно.

- Персики!.. Хочешь персик?! - вдруг вспоминаю я.

Мне нравится ее улыбка. Я очищаю от кожуры плачущий персик и преподношу ей это южное чудо как дар. Ее губы припадают к сочной сладкой мякоти, она даже глаза прикрывает от удовольствия, и мне все это нравится, нравится... Вероятно, от счастья я облизываю и свои пальцы.

Видна узкая полоска берега, отдыхающих не много, но и не мало, а вон и магнитофон: ухают ударные, пищит гитара... Никто не интересуется твоим отношением к черному бухающему ящику на берегу.

Чтобы смыть с пальцев сок персика, ей приходится спуститься по камню до самой воды и присесть. Я вижу ее белые колени, свободную от рассыпавшихся по плечам черных волос красивую шею, изогнутую цепь позвонков вдоль спины...

Вдруг она поворачивает голову, чтобы о чем-то спросить, видит мои глаза и ни о чем не спрашивает.

Ее глянцевые голени...

Какая захватывающая жизнь!

Шлепая затем по самой кромке воды, чтобы не переступать через обнаженные тела, она идет босиком, шлепанцы в руке, я за ней, надутый матрац на голове. Мы возвращаемся в свое жилище, чтобы известное время жить там по обоюдному согласию как пара.

На черный гремящий магнитофон я не обращаю внимания, хотя ноги так и чешутся садануть его пару раз пяткой. Чтобы убить навсегда. И если уж на то пошло, я бы убил и владельца этого ящика.

Нет, я не убийца, это подтвердит каждый, с кем мне доводилось хоть однажды встречаться. Гуманист и добряк. Но если меня вывести из себя, если поприжать хорошенько...

- Так что же было потом? - ее новый вопрос.

И снова приходит мысль о Тине: как ей всё это удалось?

- Что? - спрашивает Лена.

- Всё!..

- Я смотрю на него, - рассказывал потом Жора, - определенно: он - не жилец. Я уже купил ему билет в рай...

На следующий день мы ввели ему в вену еще один коктейль, содержащий не только гены экстренной помощи, но и гены секвойи. Какие-то биологи привезли их по Жориной просьбе. Нам здорово помог и Ричард Смолли, этот удивительный старикан...