Владимир Колотенко - Прикованные к тени

У меня дрожали руки и перехватывало дыхание - возможно ли это?! Теперь нужно было микроиглами отколупнуть несколько клеток, поместить их в питательную среду, а затем вернуть на свое законное место в биополе Ленина, в его крайнюю плоть. Память биополя, по идее, должна впрыснуть порцию живой жизни в ДНК помещенных в него клеток. Им нужно будет сделать первый вдох, расшевелить кодоны, которые запустят механизм жизнедеятельности клеток и - в путь дорогу! Казалось, ничто не должно было помешать такому ходу событий. Тем более что в свое время, работая еще в подвале бани, мы это проделывали каждый день. Нужно было только дать возможность пальцам, их коже, вспомнить профессиональные навыки, а мыслям - сосредоточиться на ядрах клеток: шевелитесь! Шевелитесь же, воскресайте! Мысль ведь материальна, она заставляет биться сердца и людей, и клеток.

- Невероятно!.. Сказка!..

Лена в восторге!

- Ага... Здесь я должен заметить, что «быстро сказка сказывается, да не быстро дело делается» - не все так просто, как я пытаюсь представить. Я хочу сказать, что без дыхания Неба у нас никогда ничего не вышло бы. Речь идет о душе, которая должна найти свое место в каждой клетке, в каждой молекуле. Одухотворение! О, сколько моей жизни ушло на то, чтобы это понять! Животворящее дыхание Неба в нашем деле - главный фактор, без которого ни одна клеточка не обретет ни одного качества жизни. Помнишь, как сказал Иисус: «Животворит только Дух». Это правда. Эту правду я выверял собственной жизнью. Так вот - оживить клетку можно, но для этого нужно найти гомологичную, родственную ей душу и напитать ею ожившую клетку, ткань или орган. Или всего человека. Мистика!

Где ее взять, такую душу? Оказалось, что души эти всегда есть, всегда рядом, здесь, под рукой. Только помани их пальчиком, и они появятся тут как тут. Поманить можно, но пойдут ли они на зов твоего манка? Вот где нужна целенаправленная работа целеустремленной мысли. Да! Твоя мысль не должна блуждать в океане бесконечных причуд и желаний, ей нужно дать точную мишень - дух! Годы, тысячи лет моей лучшей жизни ушли на овладение способностью управлять мыслью. Когда я поймал ее за хвост и она улыбнулась мне, я получил первый результат - высохшая клетка Hela дала первое потомство. Это был первоклассный эксперимент, поставленный госпожой Жизнью при участии принца Случая, этого взбалмошного баловня судьбы. Мне случайно удалось оживить забытую и высохшую в чашке Петри суспензию клеток Hela. Я уже не помню, какие мои действия обеспечили успех, но я прекрасно помню, как у меня раскалывалась голова, как до тошноты, до рвоты разлеталась на куски от одной-единственной мысли - где взять душу для этих клеток? Эта мысль была для меня чудовищным испытанием. Я просто сходил с ума, и меня, как водится, поместили в психушку. Лечили, да! От чего!? И зачем? Мысль была настолько ясной и светлой, что мне пришлось надевать светозащитные очки. Но от Небесного света ведь нет лекарств и никакое лечение докторов уже не способно вернуть тебя на землю, если ты побывал на Небе. Умопомрачение, как все считали, вскоре прошло, но не прошла уверенность и желание держать мысль в кулаке. Это бесконечно трудное дело - укладывать мысль в прокрустово ложе идеи, осенившей тебя однажды. Удержать в руках живого сома гораздо проще.

- В прокрустово ложе?!

- Ну да! Итак, только с новой весной мне удалось, наконец, подготовить всю кухню для «выпечки» нового Ленина. Да, нужно было еще попасть в сезон, в суточный ритм, ну и т.д. - детали, изучение которых отняло у меня не один год жизни. Короче, все было готово к началу века. Что ж, приступил и я. В те дни Жоры не было в Москве, и ассистировать мне пришлось просить известного у нас молчуна Васю Сарбаша. Он кивнул: надо так надо...

В урочный день, это была суббота, он пришел в лабораторию к шести вечера, как мы и договорились. Я уже был там - с самого утра возился с приборами. Тщательная подготовка эксперимента - залог успеха, это понятно. По моим расчетам пик активности ленинских клеточек приходился на промежуток от семи до восьми часов утра, поэтому нам предстояла трудная ночь, на что Вася ответил традиционным пожатием плеч: надо так надо. Я долго рассказывал ему, в чем заключается его помощь, он внимательно слушал. В моем рассказе не было ничего непривычного для него: следи за температурным датчиком, включи магнитную мешалку, подай фильтр, налей физраствор... Обычное дело, рутина эксперимента. Он проделывал это каждый день и с удовольствием согласился мне помочь. Когда я закончил инструктаж, он спросил:

- Ты скажи, что я должен делать?

Он ждал каких-то особенных событий. А иначе, зачем бы я тащил его в лабораторию на ночь глядя?

- Ничего, - сказал я.

Мы улыбнулись друг другу. Дружелюбие - одно из главных условий сотрудничества. От него существенно зависит результат. Васины глаза светились приязнью, аура была плотной, без единого зазора или пятнышка, он был полон сил и энергии и готов к любой трудности. К девяти вечера подготовка была завершена, и мы начали. Я взял пробный кусочек какого-то органа (такого экспериментального добра у нас всегда пруд пруди) и поместил в инкубационную камеру. Это был высохший фрагмент печени морской свинки, оставленный в термостате на всякий случай. Мне было все равно, что поместить в камеру, чтобы лишний раз «прогнать» весь ход эксперимента.

- Там пипетка со сто девяносто девятой средой, капни на ткань пару капель, - попросил я.

Василий безукоризненно выполнил просьбу. Я сидел за бинокуляром и наблюдал за поведением клеток, они молчали. Мне это не нравилось. Я то и дело вертел микровинт, как будто этим мог расшевелить жизнь в клетках.

- Теперь возьми генератор и легонько на них светни.

- Что сделать? - спросил Василий.

- Ну, клюкни их пару раз.

- Что сделать? - снова спросил Василий.

Это тихое неуверенно-нерасторопное «Что сделать?» вывело меня из себя.

- Юра, - раздраженно проговорил я, - дай сюда...

Я приподнялся и выхватил из его рук зонд генератора. На мгновение воцарилась тишина, затем он виновато пробормотал:

- Рест, я не Юра, я - Василий.

И тут я сообразил, что мое раздражение вызвано тем, что я обращался к Юре, а не к нему, что винил в нерасторопности Юру, а не Василия и, вероятно, желал, да, желал, чтобы на его месте вдруг оказался Юра. С ним у нас бы все вышло, как надо, все бы у нас получилось. Почему вдруг на Юрином месте оказался какой-то Василий, я не мог взять этого в толк. От того и все беды...

Я сам нажал тумблер и направил никелированное острие зонда - пучок поля - на исследуемые клеточки. И тут у меня раскрылись глаза.

- Вася, - сказал я, - ты прости...

- Бывает.

- Мне вдруг показалось, - оправдывался я, - что здесь Юрка...