Владимир Колотенко - Прикованные к тени

Потом я снова рассказывал, они терпеливо слушали, спрашивали.

- Нам бы сюда добавить пивка, - вмешивался в разговор Стас, - дела побежали бы быстрее.

- Да-да, - поддержала его Ната, - с пивом всегда веселее.

И десятилитровая бутыль с пивом через полчаса была на столе.

Вскоре они словно забыли обо мне и теперь спорили без моего участия, а я только слушал и слушал, не пытаясь даже вставить словцо.

- А? Как думаешь, Рест?..

Я только кивал, соглашаясь. Пиво было теплое и уже без пены. Но моя идея, как видно, пришлась им по душе. Она зацепила их за живое. Правда, тогда мысль о Пирамиде не могла даже прийти в голову.

- О какой Пирамиде? - спрашивает Лена.

- Тинка бы засмеяла!

Мне казалось, что начинается новая эра. Я стоял за дирижерским пультом с блестящими глазами в новеньком синем лабораторном халате, гладко выбритый и с сияющей улыбкой на лице. Указательным и большим пальцами правой руки (как мне рисовалось в воображении) я бережно держал ту таинственную, невидимую и всесильную палочку, которой суждено было утвердить на земле первый толчок новой жизни. Что из этого выйдет? Меня беспокоило лишь неучастие в таком большом начинании Ушкова. Я не мог объяснить себе этого: почему он не с нами? Ведь даже одно его присутствие было бы залогом успеха. Надежность, да, надежность - вот что бы я в нем отметил прежде всего. В тот день мне показалось, что он перестраховался. Я не стал тянуть его за руку. А выпить за мое здоровье он бы наверняка отказался. Он вообще к спиртному не прикасался. Ну, нет, так нет. Правда, я считал это еще одним его „бзиком», каких у него было слишком много: то он чего-то принципиально не пил, то не ел или отказывался что-то понимать, то терпеть не мог нашу бесплатную медицину, где за каждый шаг нужно было платить. Во всяком случае, он во многом слыл оригиналом, но в его надежность как партнера, как верного товарища по плечу, верил каждый.

В тот день мне достаточно было его незримого присутствия. И вот что еще меня волновало: принесут ли разные соотношения генетического материала разные плоды? Что вообще из этого получится? Мы интуитивно понимали, что вмешиваемся в Божий промысел. Жуть! Каждый был уверен, что такие эксперименты с комбинированным геномом не столько интересны с точки зрения науки, сколько опасны. Опасны для будущего человечества. Вообще для будущего! Как это ни выспренно или банально звучит, но мы твердо знали, что над миром нависла угроза сумасшествия.

Жора знал это наверное! Но ни Жоры, ни Тины не было с нами.

Я решил выбросить из головы мысли о будущем. Мысль о том, что с генами шутки плохи, давно витала в ученых головах, равно и мне избавиться от нее было невозможно. Запретный плод манил, зубы так и чесались откусить от него кусок поувесистей. И терпеть этот зуд не было сил. Тем более что у нас, в нашей затхлой лаборатории с жалкими самодельными приборами и допотопным оборудованием, что-то там выблеснуло яркой надеждой. Это был залп «Авроры» по старому миру. Мы шагали вперед и открывали новые горизонты!.. Никто тогда и предположить не мог, как далеко может простираться эта затея. Но отступиться мы уже не могли. Котел с колдовским зельем уже закипал, и из кипящего слоя во все стороны разлетались брызги шампанского, звуки оваций и аплодисментов. Ради этого мы сперва убежали от мира, дали себе меньше воли, чем прежде - мы просто оскопили себя, приковав цепями к поиску истины. И это было для нас особенным счастьем, если хочешь - милой забавой, счастьем евнухов от науки и ее же поэтов. Мы, что называется, proprio motu (по собственному побуждению, - лат.) напрочь лишили себя прежних вольных привычек к веселью, праздности и эпикурейству и превратились в затворников, возможно даже изгоев, с одной целью - постичь тайну жизни. Ах, как молоды мы были!..

Ясно, что судьба эксперимента зависела от каждого из нас. И самая большая ответственность ложилась на мои плечи.

- А Наташа?.. Ей нравилось?..

- Ее любопытству не было края! Она просто горела идеей, да, все новое и необычное вызывало у нее восторг и трепет!.. Не то, что Тина. Ее ничем нельзя было удивить. На все у нее был свой взгляд...

- Ты, без сомнения, был и в нее тоже...

- В Тинку-то?

- В Наташу, в Тину... Ты у нас такой, знаете ли...

- Была с нами и Анечка, эта невесть откуда взявшаяся белоголовая девчушка в золотых косичках с голубыми бантами, с большими кукольными, распахнутыми на мир, синими глазами, без участия которой невозможно было представить ни одно предприятие нашего славного коллектива. Только потом я понял, зачем она среди нас появилась.

- Зачем же? - спрашивает Лена.

- У каждой женщины своя роль.

- Она же ребенок!

- Она же вырастет!

Я и сейчас ясно слышу все голоса и команды.

- Вот вырастим мы ужа с колючками розы, - сказал Шут, - и этот первый Божий дар я преподнесу своей Тоне.

Этот Шут - Сашка Баринов - никогда не лез в карман за словом. Краснощекий блондин, он всегда блестел глазами, и не было случая, чтобы мы видели его погруженным в унынье. Он был весел и постоянно подшучивал, поэтому и получил свои прозвища - Барин и Шут.

У Людмилы не все ладилось со стабильностью температурного режима, и Кирилл предложил свою помощь. Вместе они творили чудеса. Заросший густой вьющейся щетиной и такой же полукруглой черной бородой, полуглухой и полуслепой, он был прирожденным ученым, не вдруг ударившимся в науку о жизни, как это часто бывает со многими. Он изучал ее проявления при каждом удобном случае и всегда готов был помочь другому. Его влекла биохимия. Цикл Кребса он знал в таких подробностях, что порой возникало недоумение: как все эти цитохромы и сукцинатдегидрогеназы можно запомнить?!

- Давай помогу...

Люси отдала Кириллу реторту с питательной средой и припала глазами к объективу микроскопа.

- Давай мне, - предложила Анечка, забирая реторту у Кирилла.

Словно сестра милосердия, наделенная обостренным чутьем, она всегда появлялась там, где требовалась помощь. И было совершенно не важно, как это у нее получалось. Важно то, что она была всем нужна. Как этот белоголовый ясноглазый ангел к нам попал, я понятия не имел. Чем она у нас занималась - тоже не знал. Есть и есть, и - прекрасно!

- Еще пять секунд, и я буду готова.

- Этот тумблер всегда должен быть включен, - сказал Кирилл, почти вплотную приблизившись своими очками к регуляторному щитку термостата.

- Ой, да?!

- Ничего страшного. Я тоже всегда забываю.

Никто никого не торопил. За несколько лет совместной работы мы успели высказаться насчет того, что думали друг о друге, и теперь все работали почти молча, как автоматы, старательно стремясь помочь тому, у кого что-то не ладилось.