Ким Робинсон - Голубой Марс

Оловянное небо пасмурного дня. Багровый закат при сильном ветре. Ощущение тепла солнца на коже, в тихие, безветренные вечерние часы. Мерные накаты волн у подножий скал. Прикосновения ветра, его порывы в воздухе.

Но как только наступили темно-синие сумерки и зажглись крупные неясные звезды, Саксу стало не по себе. «Снежные полюса безлунного Марса», – написал Теннисон всего за пару лет до открытия спутников. Безлунный Марс. В этот час Фобос когда-то вспыхивал над западным горизонтом, словно пламя. Если существовал самый подходящий час, чтобы предаться ареофании, то это был он. Страх и Ужас. И Сакс собственноручно завершил десателлизацию. Они могли взорвать любую военную базу, которую построили бы на Фобосе, – о чем он вообще думал? Теперь он этого не помнил. Какое-то желание добиться симметрии; вверх, вниз; но симметрия, пожалуй, была качеством, которое ценилось, прежде всего, математиками и лишь потом остальными людьми. Вверх. Деймос где-то все еще вращался по орбите вокруг Солнца.

– Хм-м.

Он поискал информацию об этом на наручной консоли. Возникало множество новых колоний: люди устраивали полости в астероидах и раскручивали их, чтобы создать внутри гравитационное воздействие, а потом там заселялись. Создавали новые миры.

Одно слово привлекло его внимание. Псевдофобос. Он прочитал подробнее: это неофициальное название астероида, напоминавшего потерянную луну формой и размерами.

– Хм-м. – Сакс нашел фотографию. Оказалось, что сходство было поверхностным. Тоже трехосный эллипсоид – но разве это относилось не ко всем астероидам? Форма картофелины, правильный размер, добрая вмятина с одной стороны, стикниподобный кратер. Стикни… внутри него было хорошее маленькое поселение. Что значит имя? Допустим, если отбросить «псевдо»… Пара разгонных двигателей, искин, несколько боковых сопел… И тот удивительный момент, когда Фобос появляется на западном горизонте.

– Хм-м-м, – произнес Сакс.

Проходили дни, проходили времена года. Он занимался полевыми исследованиями в области метеорологии. Изучал воздействие атмосферного давления на образование облачности. Для этого он ездил по полуострову или ходил пешком, нося с собой воздушные шары и змеев. Метеозонды были теперь весьма изящными: аппаратура весом менее десяти граммов поднималась в корзине на восьмиметровом тросе. Они могли достигать самой экзосферы.

Саксу нравилось раскладывать зонд на ровном участке песка или травы, со стороны, куда дует ветер, от себя, затем садиться, брать в руки небольшой груз и нажимать рычажок, наполняя шар сжатым водородом, а потом следить за тем, как он, расправляясь, взлетал к небу. Когда Сакс держался за трос, его почти поднимало на ноги, и, если у него не было перчаток, трос, как Сакс быстро усвоил, мог порезать ему руки. А отпуская трос, он падал на песок и следил за красной точкой, мерцающей на ветру, до тех пор, пока та не уменьшалась до размера булавочной головки и не пропадала из виду совсем. Это происходило на высоте около тысячи метров, в зависимости от облачности; однажды она пропала на 479 метрах, в другой раз – на 1352-х, тогда выдался по-настоящему ясный день. После этого он читал какие-то данные на наручной консоли, сидя на солнце и чувствуя, как частичка его души улетает в космос. Удивительно, что нужно человеку для счастья!

С воздушными змеями было так же здорово. Они немного сложнее шаров, но доставляли особое удовольствие осенью, когда сильные и настойчивые пассаты дули каждый день. Сакс выходил на какой-нибудь из западных утесов, совершал короткую пробежку навстречу ветру и запускал змея. Большой и оранжевый, он качался то в одну, то в другую сторону, а поднявшись повыше, где ветры были более размеренными, выравнивался, и Сакс разматывал шнур, чувствуя по его легкому дрожанию каждый порыв ветра. Или же вставлял катушку в какую-нибудь трещину и просто наблюдал, как змей, взмывая вверх, уносился прочь. Его шнур был едва различим. Когда катушка раскручивалась полностью, то шнур начинал гудеть, а если он держал ее между пальцами, колебания ветра создавали нечто, напоминавшее музыку. Змей мог оставаться вверху по нескольку недель, скрытый из виду, а если держать его достаточно низко – казался крошечной точкой в небе. И все это время он передавал данные. Квадратный объект был виден с гораздо большего расстояния, чем круглый такой же площади. Вот уж забавный зверь – человеческий разум!

Мишель позвонил поболтать просто так. Саксу такой тип общения давался труднее всего. Мишель на экране опускал взгляд, косясь немного вправо, а когда он говорил, становилось видно, что мыслями он находится где-то в другом месте, что он в печали и что Саксу нужно было взять инициативу в разговоре на себя.

– Приезжай, развеемся, – повторил Сакс в очередной раз. – Мне кажется, тебе действительно нужно. – Хотя как это вообще можно было увидеть? Но он снова повторил: – Мне кажется, тебе это действительно нужно. – Ох уж это «бросание вместе»! – Да Винчи похож на западное побережье Ирландии. Край Европы, сплошные зеленые мысы над огромным простором воды.

Мишель неопределенно кивнул.

А пару недель спустя был здесь и шел по коридору в Да Винчи.

– Я был бы рад увидеть край Европы.

– Вот это я понимаю!

На следующий день они отправились в поездку на целый день. Сакс повез его на запад к скалам Шалбатаны, где они выбрались из машины, чтобы пойти пешком на север, в сторону Симшал-Пойнта. Отправиться со старым другом в столь красивое место было для Сакса сущей радостью. И вообще, встреча с кем-либо из первой сотни становилась для него светлым пятном посреди обыденности, редким событием, которое он высоко ценил. Могли пройти недели своим чередом, а потом вдруг появлялся кто-то из старых друзей, и Саксу казалось, будто он вернулся в родной дом, хотя такого дома у него не было, он начинал размышлять над тем, как однажды переберется в Сабиси или в Одессу, чтобы испытывать это чаще.

Но ничье присутствие не доставляло ему большей радости, чем присутствие Мишеля. Даже несмотря на то, что в этот день тот плелся позади, отвлеченный и вроде бы обеспокоенный. Заметив это, Сакс спросил, что может для него сделать. Мишель так сильно ему помог в те долгие месяцы, когда Сакс заново учился говорить, – он заново научил его думать, по-другому все воспринимать. Теперь Сакс с удовольствием сделал бы что-то, чтобы отплатить за ту великую помощь, хотя бы частично. Но это могло произойти лишь в том случае, если бы Мишель ему хоть что-то рассказал.

Когда они остановились, Сакс достал змея и собрал его, потом отдал катушку другу.

– Держи, – сказал он. – Я буду его держать, а ты беги с ним. Вон туда, против ветра. – И Сакс держал змея, пока Мишель пересекал травянистые холмики, потом шнур натянулся, и Сакс отпустил змея, а Мишель побежал, и змей стал подниматься выше и выше.