Ким Робинсон - Голубой Марс

Энн ушла с той встречи или, точнее, потянулась прочь по перилам, не сумев сладить с мини- g . Спустя некоторое время Зо последовала за ней и оказалась на улицах, поросших буйной зеленой травой. Посмотрев вверх, она увидела аквамариновую громадину с тонкими тусклыми кольцами – сказочное зрелище, от которого веяло холодом, неприглядное по прежним человеческим стандартам. Пожалуй, это место еще долго будет непригодным для жизни из-за астероидной гравитации. Однако на встрече уранианцы восхваляли тонкую красоту своей планеты, находя в ней какие-то эстетические свойства, хотя и собирались изменить в ней все, что было в их силах. Они особенно выделяли нежные оттенки ее цветов, прохладу купольного воздуха, движения, создающие ощущение полета, танца во сне… Некоторые даже оказались до того патриотичными, что стали возражать против радикального терраформирования; они были сторонниками сохранения этой среды.

И вот они встретились с Энн. Подошли к ней группой, окружили и принялись пожимать руки, обнимать, целовать в макушку; кто-то даже припал к коленям и поцеловал ей ногу. Зо, увидев выражение лица Энн, рассмеялась.

– Оставьте ее, – сказала она группе, которая, по-видимому, была назначена кем-то вроде хранителей Миранды.

Местная разновидность Красных возникла там, где ее существование было лишено всякого смысла, причем спустя долгое время после того, как это движение практически исчезло даже на Марсе.

Они подплыли по воздуху или подтянулись по перилам к своим местам вокруг стола, установленного в центре купола на высокой узкой колонне, и принялись за еду, обсуждая все вопросы, касающиеся их системы. Стол этот был оазисом посреди тусклого купола, подсвеченного бриллиантовым ожерельем на нефритовом фоне. Казалось, он находился в самом центре города, но Зо видела и другие оазисы, подвешенные в воздухе, которые также словно находились в его центре. Ипполита была настоящим городом, но на Обероне можно было построить таких десятки, равно как и на Титании, Ариэли и Миранде – пусть эти спутники малы, но каждый из них покрывала поверхность в сотни квадратных километров. И эти не обласканные Солнцем луны привлекали людей своей нетронутой территорией, незанятым пространством. Это был новый рубеж в мире, где возможности начать что-то новое, создать общество с нуля таяли с каждым днем. Для уранианцев эта свобода была дороже света и гравитации. И собрав роботов и программное обеспечение, они отправились на этот рубеж, чтобы построить купол и написать свою конституцию, чтобы стать новой первой сотней.

Но этим людям как раз было не интересно слушать о планах Джеки создать союз в масштабе всей системы. Здесь даже на местном уровне уже сложились достаточно сильные противоречия, и среди сидящих за столом, как видела Зо, находились заклятые враги. Она внимательно наблюдала за их лицами, когда глава делегации, Мари, в общих чертах изложила предложение Марса: заключить союз, который поможет избавиться от историческо-экономического гравитационного колодца Земли – огромной, переполненной, затопленной, увязшей в своем прошлом, как свинья в грязи, но остающейся преобладающей силой в диаспоре. В интересах поселений – вступить в союз с Марсом, составив объединенный фронт, чтобы самим управлять иммиграцией, торговлей и развитием, самим вершить свою судьбу.

Несмотря на все свои внутренние разногласия, сейчас уранианцы все как один выглядели неубежденными. Пожилая женщина, бывшая мэром Ипполиты, ответила, что они сами разберутся с Землей, – и даже Красные с Миранды на это кивнули. Они считали Марс такой же угрозой их свободе. И намеревались вести дела со всеми потенциальными союзниками или противниками на свободной основе, вступая во временные соглашения или противостояния с равными себе в зависимости от обстоятельств. У них просто не было необходимости заключать какие-либо формальные договоренности.

– Все эти союзы предполагают какой-то контроль свыше, – подытожила женщина. – У вас нет такого на Марсе, так почему пытаетесь применить здесь?

– На Марсе у нас это есть, – ответила Мари. – Такой уровень контроля вытекает из комплекса мелких систем более низкого уровня, и решать проблемы целостным методом полезно. А теперь это будет происходить на межпланетном уровне. Вы путаете тотализацию с тоталитаризмом, а это очень разные понятия.

Но они не переубедились. Их следовало мотивировать с помощью рычага – и для этого здесь была Зо. И применить рычаг будет легче, если изложить аргументы заранее.

Энн на протяжении ужина хранила молчание, пока не закончилось обсуждение основной темы и мирандианцы не стали задавать ей вопросы. Тогда она словно оживилась и начала расспрашивать их о текущих проблемах местной планетологии – о классификации разных регионов Миранды как частей двух столкнувшихся планетезималей, о свежей теории, согласно которой мелкие луны Офелия, Дездемона, Бианка и Пак образовались при Мирандианском столкновении, и прочем. Она расспрашивала их подробно и со знанием дела, и хранители спутника взволнованно отвечали, выпучивая глаза, как лемуры. Остальные уранианцы также с удовольствием наблюдали за оживлением Энн. Она была Той Самой Красной – теперь Зо понимала, что это означало, она была одной из легендарнейших людей в истории. А каждый из уранианцев, похоже, был хоть немного Красным – в отличие от жителей систем Юпитера и Сатурна, у них не имелось крупномасштабных планов по терраформированию, они собирались жить в куполах и всю свою жизнь гулять по первозданным камням. И они чувствовали – по крайней мере, группа хранителей, – что Миранда настолько необычна, что ее следовало полностью сохранить в исходном виде. Как отметил один из уранианских Красных, люди не могли сделать на Миранде ничего такого, что стало бы для них полезным, они могли лишь ее обесценить. Она имела внутреннюю ценность, превосходящую даже ее ценность в качестве планетологического образца. Она имела свое достоинство. Энн внимательно смотрела на них, когда они это говорили, но Зо видела по ее взгляду, что она не согласна или даже не вполне их понимает. Для нее это был вопрос науки, для них – вопрос души. Зо сейчас больше разделяла чувства местных, чем Энн с ее ограниченным упорством. Но итог был один – и местные, и Энн придерживались взглядов Красных в их чистом виде: никакого терраформирования Миранды, ни куполов, ни шатров, ни зеркал – только одна станция для гостей и несколько платформ для ракет. Хотя и платформы для ракет могли вызвать возражение со стороны хранителей – существовал запрет на все, кроме невинных пеших прогулок и подлетов на ракетах, на достаточной высоте над поверхностью, чтобы не потревожить пыль. Хранители рассматривали Миранду как девственную пустошь, на которой можно прогуливаться, но не жить и которую нельзя изменять. Мир альпинистов, или, даже лучше, мир летателей. На который можно смотреть, но не больше. Как на природное произведение искусства.