Ким Робинсон - Голубой Марс

Энн надела пуховик и, спустившись к шлюзу, прошла между машинами, ощущая холодный воздух так сильно, как если бы попала под ледяной душ. Приятно было ходить из одного марсохода в другой, не надевая прогулочника и не рискуя при этом жизнью. Было даже удивительно, что люди, как правило, не погибали по небрежности или из-за заклинивших шлюзов. Хотя такие жертвы, конечно, случались. Может, даже десятки, если их подсчитать. Сейчас же ей грозили лишь порывы морозного воздуха.

Лысый мужчина открыл ей внутренний шлюз.

– Здравствуйте! – поздоровался он и протянул ей руку.

– Здравствуйте, – Энн пожала ее. – Я Энн.

– Гарри. Гарри Уайтбук.

– А, я о тебе слышала. Ты создаешь животных.

Он кротко улыбнулся.

– Да. – Он не показывал ни стыда, ни попытки защититься.

– За мной недавно гнался твой полярный медведь.

– Ух ты! – Он округлил глаза. – Они же довольно быстрые!

– Быстрые. Но это же не просто полярные медведи, верно?

– У них есть немного генов гризли – чтобы переносили такую высоту. Но в основном это обычные Ursus maritimus . Весьма суровые создания.

– Не они одни такие суровые.

– Да, и разве это не чудесно? Ой, прости, ты голодна? Хочешь супа? Я как раз себе приготовил, с луком-пореем – хотя это, наверное, ты уже почувствовала.

Она почувствовала.

– Давай, – сказала она.

Получив тарелку супа с хлебом, она расспросила его о медведе.

– Здесь же, конечно, не может быть пищевых цепочек, которые удовлетворили бы таких здоровых зверей?

– О, еще как может! В этом районе может. Этим он и известен – как первый биорегион, способный обеспечить жизнеспособность для медведей. Видишь ли, на дне бухты вода в жидком состоянии. Мохол Эп находится в центре кратера, так что озеро это бездонное. Зимой оно, конечно, замерзает, но медведи привыкли к подобному еще в Арктике.

– Только зимы здесь долгие.

– Да. Самки устраивают в снегу берлоги, возле пещер в местах обнажения пород к западу отсюда. Они не впадают в настоящую спячку, температура тела у них падает всего на несколько градусов, и если они почувствуют, что берлогу следует утеплить, то просыпаются за одну-две минуты. Так что они устраиваются там по возможности на всю зиму и спят до самой весны, время от времени выходя кормиться. Затем весной мы буксируем льдины через устье залива в море, чтобы там начинали развиваться организмы – от низших к высшим. Основные пищевые цепочки в воде – антарктические, на суше – арктические. Планктон, криль, рыба и кальмары, тюлени Уэддела, на суше – зайцы, кролики, лемминги, сурки, мыши, рыси. И медведи. Стараемся, чтобы прижились карибу, северные олени и волки, но пока не хватает кормовых растений для копытных. Медведи появились всего несколько лет назад, и давление только-только стало для них приемлемым. Но все равно здесь оно такое же, как на высоте четыре тысячи метров, а они вполне хорошо его переносят, как мы заметили. Они очень быстро приспосабливаются.

– Как и люди.

– Ну, нас на четырех тысячах метров пока не особо-то заметно. – Он имел в виду такую высоту над уровнем моря на Земле. Выше любого постоянного поселения, сообразила она. Он продолжал: – В конце концов у них расширится грудная клетка, это неизбежно…

Он говорил сам с собой. Здоровый, плотный, с белой пушистой растительностью вокруг лысой макушки. И черные глаза за круглыми очками.

– Ты когда-нибудь встречал Хироко? – спросила она.

– Хироко Ай? Да, однажды. Приятная женщина. Я слышал, она вернулась на Землю, помогает там бороться с наводнением. Ты ее знала?

– Да. Я Энн Клейборн.

– Я так и думал. Мать Питера Клейборна, правильно?

– Да.

– Он недавно был на Буне.

– На Буне?

– Это маленькая такая станция с той стороны бухты. А это Ботаническая бухта, и станция называется Гавань Буна. Это как бы такая шутка. В Австралии есть похожая парочка.

– Действительно.

Она тряхнула головой. Похоже, Джон остался с ними навечно. И их преследовал, несомненно, худший из всех призраков.

Как, например, этот человек, создатель зверей. Он гремел на кухне, близоруко управляясь с приборами. Он поставил суп перед ней, и она украдкой на него поглядывала. Он знал, кем она была, но это вроде бы не доставляло ему неудобств. Он не пытался оправдываться. Она была ареологом из партии Красных, он создавал новых марсианских животных. Они работали на одной планете. Но это не означало, что они враги, – не для него. Он делил с ней стол без злого умысла. И в этом было что-то пугающее, даже несмотря на его учтивость. В игнорировании очевидного присутствовала некая жестокость. И все равно он нравился ей своей хладнокровной энергией, отвлеченностью… чем-то еще. Он неуклюже копошился на кухне, потом сел и поел вместе с ней – быстро и шумно, заляпав все лицо прозрачным бульоном. Когда они отломали по куску от батона, Энн принялась расспрашивать его о Гавани Буна.

– Там хорошая пекарня, – проговорил Уайтбрук, указывая на батон. – И лаборатория. А в остальном – обычная станция. Но в прошлом году мы убрали купол, и сейчас там очень холодно, особенно зимой. Всего сорок шесть градусов широты, но ощущение такое, будто это совсем уже север. Настолько, что некоторые поговаривают вернуть купол, по крайней мере, на зиму. А кое-кто даже считает, что его нужно оставить до тех пор, пока везде не станет теплее.

– Пока не закончится ледниковый период?

– Не думаю, что он наступит. Этот первый год без солетты, конечно, выдался скверным, но без некоторого возмещения не обойтись. Ну, пройдет пара холодных лет – только и всего.

Он примирительно махнул рукой. Энн чуть не бросила в него хлебом. Но решила, что не стоит предпринимать по отношению к нему неожиданных действий и, превозмогая дрожь, сдержалась.

– Питер еще на Буне? – спросила она.

– Думаю, да. По крайней мере, несколько дней назад был там.

Они немного поговорили об экосистеме Ботанической бухты. Не имея более полной структуры растительного мира, создатели животных были существенно ограничены – в этом отношении здесь была скорее Антарктика, чем Арктика. Но существовала возможность, что распространение высших растений произойдет быстрее благодаря новым методам совершенствования почвы. Как раз сейчас, например, уже росло много лишайника. А за ним должны последовать тундровые растения.

– Но тебе это не по нраву, – заметил он.

– Мне нравилось, как было раньше. Великая Северная равнина состояла из барханов из темного гранатового песка.

– Но что-то ведь останется, в районе полярной шапки?

– Полярная шапка по большей части уйдет ниже уровня моря. Как ты сказал, это будет что-то похожее на Антарктику. Нет, дюны и слоистая напластованная земля так или иначе окажутся под водой. Все северное полушарие погибнет.