Юрий Никитин - Бригантины поднимают паруса

Она смотрела с подозрением.

– Ты как-то слишком серьезно говоришь…

– Я абсолютно серьезен, – заверил я. – В нашем развитом демократическом обществе уже отказались от устаревших понятий чести, верности, преданности и прочих феодальных пережитков. Хотя, конечно, отдельные недоразвитые ностальгируют по временам робингудов и пиратов, не представляя себе в реале, что это за…

– А эти здесь что… идеалы рыцарства?

– Точно, – подтвердил я. – Ты же видишь, жертвуют за идею даже своими жизнями! Ты можешь представить себе демократа, чтобы не то чтобы пожертвовал жизнью за идеалы демократии, а хотя бы пальчик дал прищемить?.. А эти с криком «Аллах акбар!» идут в бой, взрывают себя в окружении врага…

Она смотрела на меня исподлобья с откровенной неприязнью.

– Не думала, что они тебе нравятся.

– Конечно нравятся, – подтвердил я. – А еще своим презрением ко всякого рода воинским ухищрениям, хитростям и даже презренному обычаю западных военных надевать бронежилеты! Не по-мужски цеплять на себя с головы до ног пуленепробиваемые щитки, не по-мужски.

Она слушала, глядя исподлобья, наконец сказала с сердцем:

– Какая же ты сволочь!

– Правда? – поинтересовался я. – Значит, ты сама идеалистка. Борешься с преступниками, но с удовольствием смотришь фильмы и сериалы про этих ублюдков, будь это робингуды, корсары или современные мафиози. А я, увы, человек трезвый.

Она сказала зло:

– Идейные люди на той стороне… просто ошибаются! Их можно переубедить…

– А мне некогда, – сообщил я. – Прогресс уже не идет, не бежит, а летит. Переубеждать некогда. Прогресс согласных ведет, а несогласных…

– Пристреливает?

Она не ожидала ответа на такой прямой вопрос, но я кивнул.

– Да. Проще. И разумнее. Добро пожаловать в рациональный мир!

– Гад ты, – сказала она с сердцем. – Ненавижу твой мир.

– Ты его полюбишь, – сказал я знающе. – Новое всегда лучше. Сколько дуры ни мечтают попасть в прошлое и стать графинями, но быстро бы там озверели, когда вместо новой модели айфона пришлось бы обучаться пользоваться изящными блохоловками из слоновой кости.

Она остановилась, осмотрелась, я тут же взглянул со всех точек видеонаблюдения за окрестными улицами, но вроде бы все пока тихо.

– Знакомое место, – сказала она. – Вон там удобная харчевня. Мило, уютно, а готовят… парижские повара помрут от зависти!

– Снова жрать, – сказал я с отвращением. – Ты же вчера уже ела. Забыла?

– Я не такая продвинутая, – сообщила она. – Мне электрической розетки недостаточно. Пойдем. Посмотришь, как я хорошо ем.

– Да ты все хорошо делаешь, – согласился я.

Она взглянула с подозрением, но я не стал додумывать, что помыслила, у женщин мозг работает иначе, да и надо ли мне угадывать в такой важный момент, когда в мысленном эксперименте, разрезав тщательно отобранный ген, я слежу за его развитием и превращениями уже на сто семнадцатой ступени…

– Ты на что-то намекнул?

– Пойдем, – ответил я мирно. – Посмотрю, из-за чего повара и гурманы мрут, как мухи на клейкой ленте.

Она покосилась с подозрением, что-то не так, хотя, на мой взгляд, я вполне различаю блюда, приготовленные так-сяк, блюда от хорошего повара и блюда, над которыми потрудился виртуоз своего дела.

Однако если передо мной поставят тарелку с так-сяк, а самое вкусное в мире будет в соседней комнате, я даже не подниму задницу со стула.

Более того, даже если оно будет на соседнем столе, и тогда не пересяду.

Настоящий мужчина презирает изыски в еде и напитках… хотя, возможно, это во мне говорит трансгуманист, хотя он говорил во мне изначально, но раньше я считал, что настоящий мужчина занимается наукой, а ненастоящие ищут смысл жизни в еде и разновидностях алкоголя, выставляя себя хотя бы в этом деле знатоками, раз уж в остальном ничтожества, хотя признаваться в таком не хотят даже себе.

– Что-то не совсем? – спросила она, чуткая, как все близкие к природе существа.

– Все так, – ответил я вежливо. – Город роскошен, женщины здесь ого, богатства о-го-го, вообще все так экзотично, и весьма, что даже как-то да, ты права, это же Эмираты, что еще скажешь, Восток есть Восток, дело тонкое, даже халва отсюда…

Она поморщилась.

– Репетируешь, как будешь отчитываться?

Мы перешли улицу, я открыл перед нею дверь. Эсфирь мимо меня прошествовала величественная и вместе с тем по-восточному женственная, как Жасмин, я даже уловил аромат духов, не заметил, когда это успела подновиться в дороге.

Харчевня оказалась вполне приличным кафе, хотя и в восточном колорите, но если не обращать на орнамент внимания, то все эти заведения, как и женщины, одинаковы. Разными их делает только наше желание видеть разнообразие, которое якобы делает нас самих богаче в духовном плане.

Насчет духовного богатства вообще-то очень удобно. Можно щеголять им, даже не зная, что это, но все равно хрен кто придерется. Чтобы придраться, нужно знать, к чему придираться.

Народ поглядывает в нашу сторону внимательно, Эсфирь хоть и выглядит как легендарная Жасмин, однако держится с предельной скромностью, хотя к европейским женщинам требования в арабских странах, особенно в Эмиратах, столице мира туризма, снижены.

Хозяин, немолодой грузный мужчина с аккуратно подстриженной бородкой, приблизился неспешно, медленно и с достоинством поклонился.

– Приветствую вас, дорогой гость… Проголодались или просто зашли отдохнуть?

– Проголодался, – ответил я честно. – Неплохо бы перекусить мне и моей женщине… Нет-нет, меню не нужно. Просто принесите нам то, что у вас готовят лучше всего… и что насытит здорового мужчину и здоровую женщину.

Он улыбнулся, кивнул.

– Вы сделали самый правильный выбор.

На Эсфирь бросил внимательный и оценивающий взгляд, как опытный врач на пациента, что с первого взгляда распознает больной желудок или никудышную печень, но Эсфирь выглядит как жена Гарун-аль-Рашида, молодая, роскошная и блещущая здоровьем.

Вообще-то нет человека, который отличит арабскую женщину от еврейской, это по мне сразу видно европейца, потому и для нее постарается, а то не просто постарается, а расстарается…

Я прогнал настойчивый зов просмотреть последние данные экспериментов в Колумбийском институте, только что закончили уникальную операцию на генах долгожителя, смелая попытка убрать старение, вернее, одну из причин, повернулся к Эсфирь.

– Ну, Фатима, заказать что-то особое или слопаешь что дадут?

– Слопаю, – буркнула она тихонько. – Ненавижу, когда Фатимой называешь!

– А что, прекрасное имя…

– Да, – огрызнулась она тихонько и приветливо улыбнулась поглядывающим на нее мужчинам, – но в твоей промерзлой и насквозь протунгусенной стране его взяли только для анекдотов… Закажи еще и пирожные, в этом квартале их делают по старинным рецептам.