Юрий Никитин - Бригантины поднимают паруса

Она ответила со вздохом:

– Нельзя. На мужчин, превышающих скорость, смотрят сквозь пальцы, а к женщинам как-то несправедливо…

– Мы вас оберегаем, – сообщил я лицемерно. – Хотя было бы за что?.. Только в арабских странах женщины еще как женщины, а в Европе и в Израиле уже одни злобные и наглые чудовища.

Она осторожно вывела авто со двора, по ее движениям понятно, что привыкает к габаритам новой машины. Конечно, взамен брошенной машины служба поддержки пригнала исправный и проверенный, чистый по всем документам, но Господь создал женщин более осторожными, и никакие законы о равноправии, принимаемые людьми, не в силах изменить генетические особенности женской натуры.

Это сможем сделать только мы, ученые, настоящие дети Бога.

Она вывела автомобиль на улицу, бросила вроде бы ненароком:

– Я переговорила со своей группой.

– И что?

– Сказали, что ты настолько помог, что готовы быть полезными в любом твоем деле.

– Прекрасно, – ответил я с чувством. – Люблю должников. Передай им, пусть отдыхают. Штурмовать дом Хиггинса не будем.

Она отшатнулась так, что даже автомобиль вильнул, как конь под нервной всадницей.

– А куда мы тогда? Вообще, что случилось?

– А зачем? – спросил я. – Не один, так другой… Больше нам делать нечего, как уничтожать всяких там. Их полно! Место Хиггинса тут же займет мерзавец еще круче. Мир таков, люди все мерзавеют, это называется раскрепощением морали и нравственной свободой. Толерантность… она такая.

Она покачала головой, не отрывая от меня взгляда.

– Все равно не понимаю. Вчера ты был… другого мнения.

– А ты слышала, – напомнил я, – что утро вечера мудренее?.. За ночь я поумнел, со мной это постоянно. Представляешь, с каждым днем умнее!.. Здорово? А вот ты… ладно, ты красивее. С каждым утром. Наверное.

Она сказала требовательно:

– Что случилось?

– Я ему простил, – сообщил я. – По-христиански. Это вы, евреи, народ кровожадный и злопамятный, а мы, христиане…

– Это ты христианин?

– Ну, – ответил я уклончиво, – попы так считают. И пишут в статистике. В общем, Хиггинс покаялся.

– Ах-ах!

Я сказал с укором:

– Нужно верить людям. А я милостиво пошел ему навстречу.

– С пистолетом или гранатометом?

– Какие вы все грубые, – ответил я печально. – Так обо мне подумать! В общем, я взял его империю под свою всепрощающую руку.

Ее глаза расширились.

– Ого!.. И кто из нас еврей?

– Еврей живет в каждом, – сообщил я, – главное, не выпускать его слишком часто. А лучше вообще придушить.

– Скотина, – сказала она сердито. – Грубая скотина!.. Конечно, двух зайцев одним камнем… Все евреи будут завидовать. И что он теперь будет по твоим приказам?

– Это неважно, – ответил я великодушно.

– Неважно?

– Все потом, – заверил я. – Давай быстренько отыщем третий заряд, да вернусь в холодную и заснеженную Москву… хотя сейчас июль месяц, но все равно сугробы на улицах и вежливо пьяные медведи с балалайками гоняются за демократами и агентами госдепа.

Она подумала, сказала злым голосом:

– Я должна испросить разрешение. И дальнейшие…

– Распоряжения?

– Инструкции.

– Из дома не могла?

Она покачала головой.

– Дом может находиться под наблюдением, мы не знаем. А такие вопросы обговаривают только при личной встрече.

Она резко повернула баранку, сворачивая в просвет между домами, но дальше выехали не на улицу, а в узкий и кривой переулок с нависающими над дорогой балконами.

Я посматривал по сторонам и даже сверху, спутник проходит над Аравийским полуостровом как раз российский, ничуть не маскируясь под метеорологический, уже даже в Африке знают, какие они метеорологические, картинка яркая, по новой технологии цветная, с прекрасным разрешением, вижу город, квартал, а если хорошенько позумить, то и наше авто.

Она сказала нервно:

– Не люблю эти узкие улочки в трущобах.

– Могут вылить помои со второго этажа? – спросил я понимающе.

– А очередь из автомата не хочешь? – сказала она сердито. – Здесь люди непредсказуемые!

– Автоматы здесь почти у всех, – согласился я. – Даже и не знаю… С другой стороны, могут не попасть, а помои обладают широким поражающим действием.

– Чего не знаешь?

Я пояснил:

– Вообще-то я за свободную продажу оружия населению. Как демократ, либерал и понимальщик свободы американского духа. Но как гомо сапиенс я за полный его запрет.

– Амбивалентник, – сказала она с осуждением. – Таким не место в разведке.

– К счастью, я не в разведке.

Она бросила в мою сторону взгляд, полный подозрения.

– Ну да, у вас же стратегическое доминирование!..

Во втором таком же кривом, но безлюдном переулке сбросила скорость, улица пустая, много брошенных вещей прямо на проезжей части, чувствуется богатство, но и запустение в одном флаконе.

Так двигались некоторое время, я молчал, уже вижу ее нарастающее раздражение, вот сейчас начну спрашивать, зачем и почему, ей придется врать и оправдываться, потому помалкивал так безмятежно, что она начала бросать сперва удивленные, потом встревоженные и подозрительные взгляды.

Наконец забрались в безлюдный район, где вроде бы и дома достаточно новые, во всяком случае, добротные, и деревья в кадках вдоль проезжей части, но людей нет, народ перебрался в те места, где чем-то лучше, благо здесь проблем с жильем нет, нефтедоллары текли и пока что текут рекой, европейские фирмы, которым только бы заработать, строят много и с запасом, пусть и для кровавого режима, спонсирующего терроризм в Европе.

Эсфирь, судя по взгляду, уже выбрала впереди место, где припаркует машину, я сказал довольно:

– О, квартал красных фонарей?

Она ответила сердито:

– Это тебе не Париж и не Москва. Потерпишь.

– Да я и не выйду из машины, – заверил я. – Как и ты… надеюсь.

Она буркнула:

– Мне нужно кое с кем встретиться.

– Бессовестная, – сказал я с удовольствием. – Как же пала современная мораль! Можно сказать, рухнула. Вот облик современной ненасытной женщины.

Она нахмурилась.

– Вернусь через десять минут. Может быть, через семь. Не выходи из машины!

– А чем здесь заняться?

– Посмотри порно, – посоветовала она. – Или футбол.

Я промолчал, а она быстро выскользнула и, бесшумно прикрыв дверцу, торопливо пошла вдоль домов, а затем свернула во двор.

Глупо не проследить за нею, раз уж такое позволяет спутниковое наблюдение за поверхностью планеты. Этично это или неэтично, как еще могут спорить дураки, но я тут же отыскал картинку этой местности, выделил наш городок и зумил, пока он не распался на жилые кварталы, взял в рамку наш, увеличил, рассмотрел автомобиль, а через пару мгновений наблюдал за удаляющейся фигуркой Эсфири, что с высоты не выглядит ни стройной, ни грациозной, но это неважно, мои пальцы с долговременной памятью еще хранят жар ее горячего гибкого тела.