Герберт Уэллс - Паучья долина

Г. УЭЛЛС

ПАУЧЬЯ ДОЛИНА

рассказ

Когда три всадника в полдень обогнули излучину потока, перед ними открылась широкая, просторная долина. Прихотливо-извилистый каменистый овраг, вдоль которого они долго преследовали беглецов, перешёл в широкий откос, и все трое одновременно съехали с тропинки и направились к маленькому пригорку, поросшему масличными деревьями; на пригорке они остановились: двое - впереди, и немного сзади их - третий всадник с серебряной наборной уздой.

Несколько мгновений они жадно пронизывали глазами огромное пространство внизу. Пустынное - оно уходило вдаль, только кое-где виднелись купы иссохших терновых кустов, и ещё дальше туманные намёки на какие-то, теперь уже пересохшие овраги уныло прорезывали жёлтую траву. Пурпурные дали сливались с голубоватыми склонами далёких холмов - холмов, быть может, зеленеющих, - а под ними, как будто невидимо поддерживаемые и висящие в лазури, высились горы, со снежными вершинами, которые разрастались всё шире и смелее к северо-западу, по мере того как бока долины сходились. И долина развёртывалась к западу, заканчиваясь где-то под самым небом тёмным пятном, которое говорило, что там уже начинается лес. Но не к востоку или к западу были устремлены взоры всадников; они упорно смотрели вниз, в долину.

Первым нарушил молчание сухощавый человек с шрамом на губе.

- Нигде нет... - произнёс он со вздохом разочарования. - Да что же: ведь у них был в распоряжении целый день.

- Они не подозревают, что мы преследуем их по горячим следам, - сказал маленький человек на белой лошади.

- Но ей-то уж следовало бы это знать, - промолвил предводитель с горечью, как будто говоря с самим собою.

- Они не могут уйти далеко, - у них всего один мул. И весь сегодняшний день у девушки шла кровь из ноги...

Глаза всадника с серебряной уздечкой сверкнули гневом.

- Вы думаете, я этого не заметил? - огрызнулся он.

- Сказать это - всё-таки не лишнее, - прошептал маленький человек про себя.

Сухощавый всадник со шрамом на губе безучастно таращил глаза и говорил:

- Они едва ли успели перейти долину, и, если мы будем ехать...

Он кинул взгляд на белую лошадь и замолчал.

- Чтоб чёрт побрал всех белых лошадей, - произнёс всадник с серебряной уздечкой и повернулся, взглянул на белую лошадь.

Маленький человек, глядя куда-то между меланхолических ушей своей лошади, проговорил:

- Я сделал всё, что мог.

А двое других снова некоторое время пристально смотрели в долину. Сухощавый провёл по губе верхней частью кисти руки.

- Двинемся! - внезапно воскликнул человек с серебряной уздечкой; маленький всадник дёрнул за повод, за ним другие, и мелкая дробь лошадиных копыт посыпалась по примятой траве - кавалькада снова поскакала по следам беглецов.

Они осторожно пробирались вдоль длинного откоса, и наконец, миновав заросли кустов с сухими рогатыми ветками странной формы, попали в долину. Следы тут становились едва приметными: почва была сухая, бесплодная; только и была здесь опалённая мёртвая трава, лежавшая по земле. И всё-таки, прижавшись к шеям лошадей, напряжённо вглядываясь, то и дело останавливаясь, - эти белые всадники не теряли следа беглецов.

Попадались вытоптанные места, погнутые и сломанные былинки жёсткой травы, и опять как будто намёки на след ноги. Однажды предводитель заметил тёмное пятно крови там, где шла девушка-метиска. И при этом он шёпотом назвал её безумной.

Сухощавый всадник держался ближе к предводителю, а маленький, словно во сне, скакал на белой лошади позади. Так они молча ехали гуськом; всадник с серебряной уздечкой указывал путь. Спустя немного времени, маленькому всаднику на белой лошади уже казалось, что во всём мире - полная тишина. Он очнулся от забытья. Если не считать позвякивания копыт и сбруи, то вся огромная долина как будто охраняла эту задумчивую тишину живописной картины.

Перед ним ехали двое, внимательно нагибаясь влево и невозмутимо покачиваясь в такт шагу лошадей. Тени их, как молчаливые, причудливо-заострённые и бесшумные спутники - шли перед ними, а ближе был его собственный, сухой, скорченный контур. Он посмотрел вокруг. Что это такое? И вспомнил, что ведь здесь, в ущелье, должно быть эхо - и кроме того, непрерывный аккомпонимент увертливых голышей. Но что же ещё? Нет: ни единого дуновения. Огромная безмолвная равнина, однообразная полуденная дрёма. И лазурь - открытая и ясная, если не считать тумана, тёмным покрывалом висевшего в верхней части долины.

Он выпрямился, тряхнул уздечкой, сложил губы, чтобы свистнуть, и у него невольно вырвался вздох. Он повернулся в седле и некоторое время глядел в отверстие узкого горного прохода, покинутого ими. Как голо! Голые откосы с обеих сторон, ни единого признака какого-нибудь животного, или дерева, а человека и подавно. Что за местность! Что за пустыня! И он опять принял свою прежнюю позу.

На мгновение он ощутил радость: изогнутой пурпуно-черной веткой сверкнула змея и исчезла в коричневой траве. Всё-таки в этой адской долине была жизнь! И затем, как будто с целью ещё больше порадовать его, лёгкое дуновение коснулось и его лица, послышался какой-то шёпот, то усиливавшийся, то совсем замиравший, и он заметил, что колючий, чернорогий куст на маленьком холмике чуть шевельнулся: это был первый предвестник ветерка. Лениво смочил он слюною свой палец и поднял вверх.

Затем он резко осадил лошадь, чтобы избегнуть столкновения с сухощавым всадником, который потеряв следы, остановился. И как раз в этот преступный момент он поймал взгляд предводителя, направленный на него.

Тогда он на несколько мгновений заставил себя проявить интерес к преследованию. Но как только двинулись дальше, он снова погрузился в изучение тени своего хозяина, его шляпы и плеча, которые появлялись и исчезали в контурах сухощавого всадника. Так они скакали четыре дня где-то за пределами мира в этих безлюдных и безводных местах, не имея никакой пищи, кроме кусков сушёного мяса под сёдлами, - скакали через скалы и горы, наверное никто, кроме этих беглецов, доселе не бывал, и всё - из-за этого!

Это - была девушка, простой своенравный ребёнок! А между тем города полны людей - девушек, женщин, чтобы исполнять малейшие желания этого человека! Так почему ради каприза страсти вот именно этой единственной? - спросил сам себя маленький всадник, негодуя на весь мир, и облизнул свои сухие губы почерневшим языком. Таков уж был нрав хозяина - вот и всё, что он знал. Всё, значит, из-за того, что они посмели бежать от него...

Теперь он видел длинный ряд высоких перистых камышей, дружно склонявшихся, а затем - шёлковые космы, которые колыхались по ветру. Ветер становился всё сильнее, и, чтобы там ни было, он изгонял из предметов их оцепенелую неподвижность. А это уже было хорошо.