Андрей Дашков - Не обречен, пока подключен, или Счастливый близнец

Мы с Кабаном застыли, очутившись в конусе фар. Охранники окружили нас и приближались, держа наготове парализаторы, пока только парализаторы. Но также они имели при себе пистолеты, а в кабине вездехода наверняка завалялась парочка дробовиков.

Что-то сбивало этих хорошо натасканных сторожевых псов с толку. Неужели никогда не видели влюбленных шахтеров? А тут еще Кабан наклонился и сделал то, от чего меня замутило, но со стороны это вполне могло сойти за поцелуй.

– Найди ее, – прошептал он мне в ухо, обслюнявив его, а вдобавок и шею. Вернее, прошептал кто-то изнутри Кабана. Я улавливал разницу. Черная боль перетекала из его груди в мою и обратно. Боль соединила нас, мы чуть ли не слились во внезапном взаимном сострадании. Я почувствовал, что он чуть ли не любит меня. И я тоже почти любил его. А потом он выпустил меня из объятий и повернулся к охраннику, который приближался к нему сзади.

– Что происходит? – спросил тот.

Глупый вопрос. Никто не был способен объяснить ему, что происходит. Кабан внезапно сделался чрезвычайно быстрым. Трудно было даже заподозрить в этой туше такую быстроту. Он перехватил руку, державшую парализатор, и сунул его охраннику в морду. Раздался треск, дуга иглой прошила зрачки. Запахло жареным.

Трое охранников бросились на Кабана. Я проскользнул между ними, увернувшись от ближайшего. Он не погнался за мной. Вероятно, я показался ему легкой добычей, поимку которой можно отложить и на потом. А может, я не стоил погони – шахта была полностью укомплектована Подземными моего поколения, имелся даже запас с учетом «допустимых потерь» на случай аварий. К тому же я бежал не к баракам, где мог раствориться среди себе подобных, а к воротам, за пределы лагеря. «Сдохни там, ублюдок!» – хлестнули по спине мысли охранников. Да, я был настолько не в себе, что не видел ничего странного в восприятии мысленных ударов плетей-проклятий. И тем более в том, что Кабан был готов расстаться с жизнью, сражаясь за ходячую бессмыслицу вроде меня. Хотя нет. Он сражался за нас с Вармой, а она не была бессмыслицей. Она была пропавшей частью моего рассудка.

Удаляясь в темноту, я еще дважды слышал треск парализаторов. И крики. Судя по голосу, кричал Кабан, так что не удивлюсь, если случилось невероятное и его не свалили разряды в десятки киловольт. Эта штука, подчинившая его себе, возможно, сама была неизвестной формой энергии, способной нейтрализовать действие электрошокеров. Но потом раздались выстрелы. Один, два, три. Тупо и просто – никакого электричества. И все стихло.

Еще одна черная волна настигла меня, будто последний выдох из Кабаньей глотки, уже не вонючий, а ледяной. Это была его затвердевшая, кристаллизованная предсмертная воля. Я получил напутствие от мертвеца. Облеченное в слова, оно гласило: «Найди ее».

В понуканиях я не нуждался, а вот от бутылки воды не отказался бы. Внутри будто костер горел, глотку покрывал слой копоти. Тусклые огни лагеря остались позади, освещать дорогу считалось слишком большой роскошью. Я по-прежнему двигался без осознанной цели, поэтому не знал, нужна ли мне вообще дорога, ведущая в промышленную зону постурбана. Время от времени по ней проезжали самосвалы. Ни один не притормозил.

Лес по обе стороны подбирался все ближе. Выродки, возможно, тоже. В своем обычном состоянии я бы до смерти боялся – тем более что шансов против этих тварей у меня не было ни малейших. Однако той ночью мой страх подавляло гораздо более сильное чувство. Хотя и он, конечно, не исчез, ждал своего часа. Час этот наступил довольно скоро.

Наверное, я прошел не больше двух километров, когда в темноте замелькали цветные отблески мигалок. Охранники все-таки подняли тревогу. Я оглянулся на приближавшиеся вездеходы. Их было три. Многовато для поимки одного малолетки, сбежавшего из лагеря. Наверное, стоило бы задуматься, из-за чего, собственно, такой переполох. Меня-то уже можно было считать списанным на те самые «допустимые потери». Но мной по-прежнему руководил лишь один назойливый мотив: ничто не должно мне помешать. Не колеблясь, я свернул с дороги и вошел в лес – едва ли не худшее место для любого Подземного, однако теперь и это не имело значения.

Лес был мертвым. Сушняк громко трещал под ногами, и я затаился, пока вездеходы не проехали мимо. Даже недолгой остановки хватило, чтобы снова почувствовать удушье и бешенство неодолимой силы, принуждавшей двигаться дальше. Двинулся. Что-то капнуло мне на лысину – это начал накрапывать дождь. Постепенно он усиливался, и вскоре я промок до нитки. Абсолютная безнадежность движения наугад и в полной темноте меня не останавливала. Рано или поздно это должно было закончиться по одной из десятка причин. И закончилось.

Внезапно в лицо плеснул световой кислотой фонарь, ослепивший меня на несколько секунд. Но и до того я шел вслепую, поэтому продолжал идти. После первого удара я не вырубился, однако с ног меня свалили. Я еще пытался ползти, цепляясь за землю и ломая ногти. Успел прозреть и увидеть нападавших. Это были выродки.

Если правда то, что о них рассказывали, меня ожидала не самая быстрая и очень мучительная смерть. Вот тут-то страх вернулся, ошпарил, будто струя кипятка из пробитой трубы. «Что я здесь делаю?» – раздался единственный жалкий вопрос в пустой голове. Как писк раздавленной мыши. Поздно спрашивать. Вместо ответов последовало, кажется, еще пять или шесть ударов. Может, больше.

Все погасло снаружи и внутри.

Я очнулся, и с ощущением тела пришла животная радость: как ни странно, я до сих пор жив, существую одним куском и даже не слишком мучаюсь. Во всяком случае, конечности при мне и я не истекаю кровью. Но едва я осознал свое положение, радость улетучилась, сменившись обреченностью. Темной волны, гнавшей меня куда-то, больше не было; осталась грязная пена, не обещавшая ничего хорошего. Разочарование. Жалость к себе. Презрение. Таких придурков еще поискать…

Руки были связаны за спиной. Я лежал, уткнувшись лицом в земляной пол. Не совсем земляной – кое-где были разбросаны кучки навоза. Нюх притупился. Не уверен, что дерьма не было и подо мной. А чего ждать от выродков? По правде говоря, я ждал гораздо худ-шего.

С хрустом в окоченевшей шее приподнял голову. Где-то за углом чадила лампа, бросая на стены колеблющийся свет. Я находился в тесной конуре с дощатым потолком. Местами сквозь щели просачивалась вода. Три стены были сложены из шлакоблока, четвертую заменяла металлическая решетка. Похоже на стойло для скота, переделанное в камеру. Нечто подобное я видел в каком-то старом фильме. За решеткой, на расстоянии в несколько шагов, виднелась еще одна камера. Кажется, пустая.