Елена Щетинина - Суета вокруг мыша

Молодые магистры во главе с Романом усиленно наводили разнообразные галлюцинации – такой плотности и ядрености, что сами вздрагивали, когда натыкались по углам на гигантских саблезубых котов с горящими глазами.

Мышь не ловилась.

Хунта консультировался с Кощеем на предмет всяческих ловушек. «Молот ведьм» предлагал им механизмы несколько большего, чем то требовалось, размера и несколько иной физиологической направленности. Кощей настаивал на масштабе 10:1, Хунта – памятуя о выбегаллиной мышеловке – не хотел рисковать сотрудниками.

Киврин печально говорил о том, что т-только л-лаской, т-только л-любовью и л-лаской можно уговорить живое существо. Но свирепое лицо Витьки не давало любви и ласке никакого шанса.

Модест Матвеевич рассказал старый анекдот про шкаф, под который нужно загнать мышь и подрубить тому ножки. Витька потребовал срочно выписать ему шкаф. Камноедов с жалостью посмотрел на Витьку и выписал тумбочку.

Мышь не ловилась.

Саваоф Баалович появился лишь раз, печально сообщил, что он не может даже указать пальцем, где та находится, ибо это будет считаться причинением какого-никакого да вреда живому существу – и ушел.

Жиакомо отрядил вместо себя целый отряд гномов. Те воодушевленно и сосредоточенно отодрали все плинтуса по периметру институтских коридоров – и с чувством выполненного долга удалились в неизвестном направлении. Вместе с плинтусами.

Стеллочка с сыром в руках нежно ворковала у каждой мало-мальски похожей на мышиную норку дырки. Периодически пробегавший мимо Корнеев осведомлялся, не поймана ли серая бестия – и в расстройстве от отрицательного ответа сам съедал Стеллочкин сыр.

Мышь не ловилась.

Надежда, что она ушла, тоже не оправдывалась. Всю следующую неделю в столовой то и дело пропадали продукты, а повариха тетя Таня – единственный человек во всем Институте, который наотрез отказывался хоть как-то связываться с магией и признававшая только нормальные, истинные борщи, а не «всякие ваши волшебные штуковины, в глазах густо, в животе пусто» – клялась и божилась, что своими глазами видела мышь, которая, пыхтя и что-то – кажется, даже нецензурное – бормоча, волокла по полу огромный окорок. Услышав истошный визг тети Тани и завидев, как та нащупывает половник поувесистее, мышь укоризненно покачала головой и исчезла. Вместе с окороком.

Дежурные, направленные на кухню для карауленья мыши, уже к вечеру были изгнаны тетей Таней с резолюцией «ироды проклятые, все шкафы опустошили, интеллигенция ненасытная».

Мышь не ловилась.

Мы нервничали и находились буквально на низком старте, готовые в любую минуту броситься на поимку серой бестии.

Так что, когда однажды со стороны столовой донеслось протяжное «Ааааааа!», мы вчетвером махом трансгрессировали туда и, не поделив точку перемещения, столкнулись и попадали на пол.

Нашим взорам предстала небольшая серая – банальнейшая и обычнейшая до кончиков ушей – мышь. В зубах у нее была связка сосисок штук на десять.

– Ага! – торжествующе возопил Корнеев. – Щас мы тебя!

Мышь небрежно повела плечами и с утробным чпоком растворилась в воздухе. Часть сосисочной гирлянды осталась в нашем пространстве и, подергиваясь, начала потихоньку всасываться в небытие.

– Ну уж нет, – решительно сказал Роман и уцепился за конец связки.

Перетягивание длилось пару минут, после чего целлофан лопнул, и в руках у Романа осталось две сосиски. Остальные быстро уползли в никуда.

– Вот так оно все… – неопределенно сказал Роман, рассматривая трофей.

– Да ладно… – робко предложил я. – Пусть уж. Что нам, жалко, что ли?

– А как же диван? – напомнил Витька. – И другие ценные вещи. Провода «Алдана», например?

За нашими спинами материализовался Хунта, скептически посмотрел на сосиски в Романовской руке, сказал: «Так-так-так» – и исчез.

Затем появился Киврин, печально окинул нас взглядом – и исчез тоже.

За пять минут поле битвы посетило около десятка профессоров и магистров – как мы поняли, с тайной надеждой, что мышиная эпопея закончилась – и с явным разочарованием покинули.

– Позорище, – сказал Витька. – Четыре здоровенных лба – попрошу заметить, трое с научными степенями! – не смогли справиться с одним мышонком.

– Мышонком, в котором, весьма вероятно, есть Тезис, – напомнил Эдик.

– Но это не отменяет позорища.

– А то, что с мышонком, в котором, весьма вероятно, есть Белый Тезис, не смогли справиться не только четыре здоровенных лба, но и весь институт – хотя бы облегчает?

Корнеев подумал немного и кивнул.

Мы снова сидели в Витькиной лаборатории.

Роман уныло рассматривал остатки сосиски.

– А где остальные? – спросил я.

– Видимо, она их доедает.

– Я имел в виду – остальные сотрудники.

– Думают, – печально сказал Эдик.

– А может, у Януса спросить, как мы ее поймаем… и поймаем ли?

– У-Янус третий день в командировке.

Я вздохнул.

– Хотя в этом есть некоторая хорошая новость, – добавил Амперян.

– Чего это? – мрачно спросил Витька.

– Ну если Янус перед отъездом не сказал ничего подобного… не знаю… ну не вынес никому благодарность за слаженные оперативные действия… помнишь, Роман, как тебя тогда похвалил, с джинном-то?

– Помню, – кивнул Роман.

– Ну вот. Значит, ничего особого не произойдет.

– Или же у нас не будет никаких слаженных оперативных действий и мы никого не поймаем, – замогильным голосом произнес Витька.

– Я схожу, узнаю, что там мэтры надумали, – сказал Эдик и растворился.

– Может, сварим сосиски? – предложил Роман.

Амперян материализовался обратно.

– Без толку, – покачал головой он. – Там уже строят планы фундаментального огораживания каждого помещения института в отдельности.

– Хорошо… давайте подумаем еще раз, – развел руками Роман. – Все равно ничего больше не остается.

– Ты надеешься, что мышь телепат и от того, что мы о ней думаем, у нее лопнет мозг? – спросил Витька.

– Отчасти, – уклончиво ответил Роман. – Мне кажется, что все наши неудачи от того, что мы сейчас ведем себя с мышью так, словно она простая мышь.

– А она вовсе не такая… – подхватил Эдик.

– Да-да, – кивнул Ойра-Ойра. – Теперь надо только понять, чем именно она отличается от обычных мышей.

– В ней есть диван Бен Бецалеля, – трагическим голосом сказал Витька.

– И? – спросил Роман.

– То есть диван часть ее – и она… ммм… отчасти часть дивана, – начал понимать Витька.

– И?

– Давайте рассмотрим с точки зрения того, что такое диван Бен Бецалеля, – хлопнул в ладоши Амперян. – Он превращает повседневную реальность в реальность волшебной сказки. Таким образом, сам диван пребывает между миром реальности и миром фольклора…