Александр Матюхин - Реальность поверженных

На него смотрели, не мигая, две пары внимательных глаз.

– Шутка, значит?

Квадрига наполнил бокал. Выпил.

– А что, пошутить нельзя? – спросил он, наглея от рома. – Мысль пришла. Я ее – хоп! – выдал Павору. В туалете. Напугал. Ха-ха. Разве не смешно?

– Напугали?

– Видели бы вы его глаза. Трясся. Я ему не сказал, что выдумка.

– Потому что не выдумка, – сообщил тот, который держал блокнот. – Послушайте, доктор, вы уважаемый человек. Мы допускаем, что у вас есть свои, э-э-э, каналы, по которым вы можете знать кое-что больше положенного. Но ведь у нас свои правила. Вы раскрыли государственную тайну стороннему человеку. Это утечка, понимаете? По-хорошему, мы должны были вывезти вас из города…

– Куда?

– Далеко. Вы бы сюда уже не вернулись, понимаете? Только указ нашего уважаемого Президента спас вас от пыток и унижений. Мы с вами разговариваем по-человечески, понимаете? На равных. Будьте с нами честны.

Это вот заискивающее «понимаете» сильно раздражало. Квадрига снова выпил.

– Вы в моем доме, – заметил он. – А я говорю правду. Доктор гонорис кауза никогда никого не обманывал и ничего не утаивает.

– А как же ваш подвал? – ковырнул взглядом тот, который с блокнотом.

Квадрига поперхнулся.

– Клянусь. Была шутка. Все выдумал. Не может же такого быть на самом деле? Чтобы мысли и голос разделяли каким-то там аппаратиком, да? Вы еще скажите, что он успешно внедряется, поставлен на поток. Как будто кто-то может настраивать, что человеку говорить и как, без его ведома. Это же фантастика. К Баневу прямым ходом.

На него снова смотрели, молча и выразительно. Не в силах сопротивляться давлению, Квадрига выпил бокал и наполнил его снова до краев. Опьянение обволакивало, мысли прятались в густой приятный туман, как в перину.

«Их цель – бить и ломать, – подумал Квадрига умиротворенно. – Они не могут без этого. Как пауки. Даже когда не надо, все равно придут и сломают. Просто так, инстинктивно. Этого следовало ожидать. А когда бить станет некого – перебьют сами себя. Такова их природа».

– Знаете, а вы правы, – наконец сказал один из людей. – Это выдумка. Ха-ха. Интересная шутка. Мы вас проверяли, доктор. Сейчас, знаете ли, проверки по всей стране. Скоро выборы, сами понимаете. Шпионов много, каждый так и норовит вставить палки в колеса светлого пути нашего друга Президента.

Они переглянулись и поднялись с дивана, расправляя плащи. Тон их голосов неуловимо изменился.

– Извините за беспокойство, доктор. Проверки, сами понимаете. В стране напряженная ситуация. Приходится отрабатывать любые гипотетические угрозы… И наши поздравления. Вы успешно справились.

Квадрига тоже встал.

– Всегда рад, – ответил он, не вполне улавливая, в какую сторону изогнулись события и с чем он, собственно, справился. – Если что, двери всегда распахнуты. Гости. Люблю. Одиноко здесь.

Один из военных убрал блокнот в нагрудный карман и спросил, как бы невзначай:

– Кстати, картину-то покажете?

В голове Квадриги звонко лопнуло.

– Какую картину? У меня их много.

– Ту самую. Которая в подвале. Как вы ее назвали? «Голая правда настоящего»?

– Обнаженная, – скрипнул зубами Квадрига. – Я назвал ее «Обнаженная правда».

– Так вот и покажите нам правду. За правду глаза не выкалывают.

Квадрига беспомощно посмотрел на военных. Он разом представил, как ему выкалывают глаза. Вспомнил рассказы бывших друзей, которых либо посадили, либо выпроводили из страны. Еще подумал о том, что он слишком слаб для какой-то своей цели. Никогда он больше не напишет картин. Сейчас его сломают. Во всех смыслах. Перемелют в жерновах во имя господина Президента. А и поделом.

– Пойдемте.

Торопливо вышел на улицу, под дождь. Как же свежо было здесь, как прохладно и свободно! Обогнул виллу, остановился у дверей подвала. Люди дышали в затылок, подобно псам.

– Одну минутку. Ключи где-то… Еще один секретный. Погодите. Свет. Вот теперь можно.

Наверное, так люди идут на казнь. Ноги делаются ватными. В голове образовывается легкость (хотя, возможно, дело было в чрезмерной выпивке). Ступеньки под ногами кажутся бесконечными. А еще хочется верить, что все это не всерьез. Понарошку.

– Осторожно, – бросил он через плечо. – Тут следы. Страшно.

Картина стояла в углу, укрытая куском ткани. Четыре неполных месяца работы. Никакого Президента. Автопортрет. Важно то, что на заднем плане. Свободные мысли свободного человека. Только ради этого Квадрига и приехал сюда.

Он бережно, с любовью, снял ткань. Люди подошли ближе, зябко кутаясь в плащи. В подвале было холодно. Квадрига закрыл глаза, наслаждаясь мгновением. По странному стечению судьбы первыми зрителями картины были те, для глаз которых она предназначалась в последнюю очередь. Вернее, совсем не предназначалась. Квадрига даже не знал, кому картину вообще показывать.

– Она не дописана, – пояснил он, не открывая глаз. – За правым плечом вы видите лучи восходящего солнца свободы, безо лжи и обмана. Там еще будут крылья.

– Чьи?

– Ангела. Который карает неверных. А за левым плечом – Справедливость. Она худая и сгорбленная, видите? Кожа и кости. Надо так. Чтобы обозначить контуры. А в небе, где черная полоса, на стыке дня и ночи, около солнца, яркий, как огонь, в сполохах света, летит…

Один из военных негромко сказал:

– Чушь.

Второй сказал:

– Мазня какая-то.

Квадрига открыл глаза. Военные стояли перед картиной, на их лицах читалось выражение брезгливости и непонимания.

– Это вы прятали от людей? На это убили четыре месяца? Мне вас жалко. Вы утратили талант, доктор.

Квадрига вспыхнул.

– Разве вы не видите, что здесь? – закричал он. – Картина! Автопортрет с реалиями! Маслом! Вскрою гнилость системы! Обнажу правду! Как в юности! Помните? Все на баррикады, во имя Президента! Ничего вы не помните! Не застали Квадригу в зените! Только Президент. Но я больше не пишу Президентов! Потому что устал творить ложь! Хочу правду!

– А вот так не надо говорить, – перебили его. Лица стали суровыми, непробиваемыми. – За ваши слова можно и под статью попасть.

– Плевать! – сказал Квадрига, внезапно успокоившись. – Но это не мазня. Искусство.

– Может, вы переоцениваете свое творчество? – спросил один.

– Или просто выдохлись. Исчерпали талант? – участливо подхватил второй. – Так иногда бывает. За эту, с позволения сказать, роспись маслом вас никто никуда не посадит. Рисуйте на здоровье. Хоть ангелов карающих, хоть нос в прыщиках.

– А хотя, знаете… – первый, будто что-то вспомнив, достал блокнот и что-то в него записал. – Давайте-ка мы у вас картину конфискуем. В целях профилактики. Вы потом еще напишете. Такое даже моя дочь может. Не обеднеете. Через два часа машина приедет, транспортирует. Вы не возражаете? Вот и замечательно.