Кусеин Эсенкожоев - Эридиана (сборник)

Мне показалось, что шар постепенно снижается, и это не могло не обрадовать меня. Я был уверен, что причиной снижения является не повреждение оболочки шара, а появление в гондоле моего четвероногого друга.

Вскоре темнота начала редеть, а через час-другой я, наконец, после долгого перерыва увидел солнце. Оно сияло столь ярко, словно здоровалось с нами. Шар плыл над плотными облаками, затем спустился ниже их, солнце разом пропало, а через несколько минут мы оказались под проливным дождем. Чуть выше нас сверкали огненные росчерки молний, вода падала и падала с неба, словно пытаясь затопить ставшую невидимой землю. Пес нервно вилял хвостом и повизгивал, видимо, чувствуя близкую землю. Я же не отрывал своего взора от окна.

Через некоторое время вдали показались смутные вершины гор. Шар несло прямо к ним. Прошло несколько минут, перед глазами мелькнула красная глинистая стена обрыва, а еще через мгновение мы довольно мягко приземлились на небольшой террасе.

Площадка, на которую мы сели, оказалась величиной примерно с четверть гектара. Прямо под нами был отвесный обрыв, сзади, слева и справа высились неприступные скалы. На дне обрыва пенилась, прыгая с валуна на взлун, бурная речушка. Нечего было и думать о том, чтобы выбраться отсюда без посторонней помощи.

Солнце освещало нашу террасу только в самый полдень, когда оно ненадолго показывалось из-за высоченной скалы, но через какой-то час оно вновь исчезало за другой, не менее высокой скалой и опять все ущелье погружалось в тень. Близились к концу запасы провизии, а пополнить их не было никакой возможности. Во время приземления оболочка шара была распорота об острый выступ нависающей над террасой скалы, следовательно, использовать его для нашего спасения было нельзя.

У меня не было даже мало-мальски пригодного снаряжения или инструмента, чтобы попытаться спуститься к реке или вырубить ступеньки в скалах, чтобы взобраться наверх. Те инструменты, что я захватил с собой в полет, для этих целей не годились. Так что мне не оставалось ничего другого, как сидеть и ждать какой-нибудь случайной помощи со стороны. Целыми днями я просиживал у своей гондолы, ломал голову в поисках выхода из того положения, в которое мы попали, до рези в глазах всматривался в противоположные склоны гор, надеясь увидеть там что-нибудь живое. Пес все вертелся подле моих ног, время от времени отрывисто лаял, глядя на верхушки остроконечных скал, потом заискивающе вилял хвостом, словно извиняясь за поднятую им ложную тревогу.

К нашему великому счастью, у подножия скалы в дальнем конце террасы бил крохотный родничок, так что превосходной питьевой водой мы были обеспечены. Хуже было с продовольствием. Мне пришлось до предела урезать наши и без того скудные ежедневные пайки а теперь мой рацион состоял нз одного окаменевшего сухаря, запиваемого неограниченным количеством чистой студеной воды. Точно такая же порция доставалась и моему четвероногому собрату по несчастью. Спал я в ничуть не пострадавшей при приземлении гондоле.

День сменялся ночью, а наше положение не изменялось. Надежда на помощь со стороны таяла. И я решил спустить пса по более или менее пологому склону с западной стороны нашей террасы, где я заметил едва различимые следы каких-то животных Пес, конечно, противился, но выхода у него не было. Подталкиваемый мною, он цепляясь лапами за невидимые ямки и уступы, стал медленно сползать вниз. К. счастью, спуск закончился благополучно. Уже через несколько минут пес стоял у самой реки. Призывно тявкнул несколько раз в мою сторону, но убедившись, что я не собираюсь спускаться, побежал прочь, то и дело нерешительно оглядываясь на меня.

Только когда он скрылся из виду, я спохватился, что не привязал к ошейнику пса приготовленную мной записку.

Вот так я остался один на этой проклятой каменной площадке.

Шло время, однообразное, скучное, тоскливое. Только солнце, ненадолго появляющееся из-за вершин, скрашивало его.

Однажды я сидел и как обычно бесцельно глядел на грохочущую внизу реку. Вдруг на противоположной стороне ущелья почти на самом берегу реки показался-стремительно бегущий марал, а через несколько мгновений появился гнавшийся за ним какой-то зверь с гибким телом, похожий на огромную кошку. Похоже, это была рысь. Еще через несколько секунд звери скрылись между скалами. Это был первый случай, когда я видел здесь какие-то иные живые существа, кроме меня самого и моего пса.

Сухари подходили к концу. Я уже предчувствовал голодную смерть, но снова судьба оказалась на моей стороне.

Однажды, где-то наверху, послышался далекий лай собак. Я обрадовался, но он скоро совсем пропал. А через несколько минут наверху раздался шорох, с шуршанием посыпались мелкие камешки вперемежку с песком, а затем на мою площадку грохнулось тело горной косули. Когда я подошел к ней, косуля еще дергалась в предсмертных конвульсиях. Она была крупна: мне едва удалось подтянуть ее к гондоле. Освежевывая ее, я с удивлением обнаружил, что в теле косули не оказалось ни одной огнестрельной или какой-либо другой раны. Правда, ноги оказались перебитыми в нескольких местах. Видимо, она оступилась, то ли убегая от охотников, то ли испугавшись какого-нибудь хищника.

Теперь у меня было вдоволь мяса. Правда, не было дров, чтобы поджарить его — гондолу ломать не хотелось, ибо это было мое единственное убежище, — но я легко вышел из положения: нарезал мясо небольшими кусками и разложил на камнях вялиться, благо, немного соли у меня еще оставалось.

В один из дней я, как это часто делал, залез на большой валун у самого края обрыва и принялся осматриваться. Вдруг на противоположном склоне, в большом отверстии, похожем на вход в пещеру, показалась чья-то косматая голова. Туловища не было видно, и я не мог определить что это за животное. Мне стало страшновато, хотя я и был уверен, что никакой зверь не сможет подобраться ко мне. В тот день под вечер подул сильный западный ветер, пригнал откуда-то темные грозовые тучи, и уже в сумерках грянул ливень. Враз помутнела река, помутнел и родничок, что поил меня все эти дни, сверху, со скал, побежали ручьи. Крыша моей гондолы прохудилась и мне пришлось укрыться под большим скальным выступом. Вдруг я увидел, как прямо посередине моей террасы появилась трещина. Она становилась все шире и шире, потом та половина террасы, что была ближе к пропасти, медленно, затем все быстрее поползла вниз и через минуту ничто уже не напоминало, что площадка моя была вдвое больше. Оползень унес и часть мяса косули, которую я непредусмотрительно оставил на камнях.

Прошло больше трех недель, как я отпустил собаку, но никаких вестей от людей не было. Снова передо мной встала угроза голодной смерти. Мяса, при самом экономном расходовании, оставалось не более, чем на семь-восемь дней. Я начинал впадать в отчаяние. Да и было от чего! Помощь не приходила, сам же я, при отсутствии инструментов, простейшего снаряжения, помочь себе ничем не мог. Я проклинал себя, что отправился в это злополучное путешествие, проклинал тот день, когда мне пришла в голову мысль построить воздушный шар. Дни теперь стали еще длиннее и тягостнее, чем прежде. Я теперь уже не строил прожектов собственного спасения, а просто просиживал целыми днями, считая их, прожитые на этом пятачке земли и думая о том, как бы распределить оставшуюся еду так, чтобы протянуть как можно дольше. В один из таких серых тягучих дней я задремал под тем самым скальным выступом, что укрыл меня в тот раз от дождя. Не знаю, много я спал или мало, но вдруг сквозь сон почувствовал, как кто-то сопя, лижет мою руку. Я открыл глаза и чуть не закричал от страха. Буквально в десятке сантиметров от моего лица шумно сопела медвежья морда. Маленькие глазки зверя буравили меня, пасть была открыта, зловонное дыхание вызывало тошноту. За неимением другого выхода я нахлобучил пониже свой колпак и замер.