Александр Беляев - Избранные произведения

Артур Доуэль встречал Мари Лор а н не менее ласковым взглядом. Он лучше разбирался в своих чувствах и не скрывал от себя, что его ласковость — не только долг больного по отношению к своей внимательной сиделке.

Нежные взгляды молодых людей не ускользали от окружающих. Мать Лор а н делала вид, что ничего не замечает, хотя, по-видимому, она вполне одобряла выбор своей дочери. Шауб, в своем увлечении спортом презрительно относившийся к женщинам, улыбался насмешливо и в душе жалел Артура, а Лар е тяжело вздыхал, видя зарю чужого счастья, и невольно вспоминал прекрасное тело Анжелики, причем теперь на этом теле он чаще представлял голову Брик е , а не Гай. Он даже сам досадовал на себя за эту «измену», но оправдывал себя тем, что здесь играет роль только закон ассоциации: голова Брик е всюду следовала за телом Гай.

Артур Доуэль не мог дождаться того времени, когда доктор разрешит ему ходить. Но Артуру было разрешено только говорить, не поднимаясь с кровати, причем окружающим был дан приказ беречь легкие Доуэля.

Ему волей-неволей пришлось взять на себя роль председателя, выслушивающего мнение других и только кратко возражающего или резюмирующего «прения».

А прения бывали бурные. Особенную горячность вносили Лар е и Шауб.

Что делать с Равин о и Керном? Шауб почему-то облюбовал себе в жертву Равин о и развивал планы «разбойных нападений» на него.

— Мы не успели добить эту собаку. А ее необходимо уничтожить. Каждое дыхание этого пса оскверняет землю! Я успокоюсь только тогда, когда удушу его собственными руками. Вот вы говорите, — горячился он, обращаясь к Доуэлю, — что лучше предоставить все это дело суду и палачу. Но ведь Равин о сам нам говорил, что у него власти на откупе.

— Местные, — вставлял слово Доуэль.

— Подождите, Доуэль, — вмешался в разговор Лар е . — Вам вредно говорить. И вы, Шауб, не о том толкуете, о чем нужно. С Равин о мы всегда сумеем посчитаться. Ближайшей нашей целью должно быть раскрытие преступления Керна и обнаружение головы профессора Доуэля. Нам надо каким бы то ни было способом проникнуть к Керну.

— Но как вы проникнете? — спросил Артур.

— Как? Ну, как проникают взломщики и воры.

— Вы не взломщик. Это тоже искусство немалое. — Лар е задумался, потом хлопнул себя по лбу. — Мы пригласим на гастроли Жана. Ведь Брик е открыла мне, как другу, тайну его профессии. Он будет польщен! Единственный раз в жизни совершит взлом дверных замков не из корыстных побуждений.

— А если он не столь бескорыстен?

— Мы уплатим ему. Он может только проложить нам дорогу и скрыться с театральных подмостков, прежде чем мы вызовем полицию, а это мы, конечно, сделаем.

Но здесь его пыл охладил Артур Доуэль. Тихо и медленно он начал говорить:

— Я думаю, что вся эта романтика в данном случае не нужна. Керн, вероятно, уже знает от Равин о о моем прибытии в Париж и участии в похищении мадемуазель Лор а н. Значит, мне больше нет оснований хранить инкогнито. Это первое. Затем, я сын… покойного профессора Доуэля и потому имею законное право, как говорят юристы, вступить в дело, потребовать судебного расследования, обыска…

— Опять судебного, — безнадежно махнул рукой Лар е . — Запутают вас судебные крючки, и Керн вывернется.

Артур закашлял и невольно поморщился от боли в груди.

— Вы слишком много говорите, — заботливо сказала мадам Лор а н, сидевшая подле Артура.

— Ничего, — ответил он, растирая грудь. — Это сейчас пройдет…

В этот момент в комнату вошла Мари Лор а н, чем-то сильно взволнованная.

— Вот, читайте, — сказала она, протягивая Доуэлю газету.

На первой странице крупным шрифтом было напечатано:

СЕНСАЦИОННОЕ ОТКРЫТИЕ

ПРОФЕССОРА КЕРНА

Второй подзаголовок — более мелким шрифтом:

ДЕМОНСТРАЦИЯ

ОЖИВЛЕННОЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ГОЛОВЫ

В заметке сообщалось о том, что завтра вечером в научном обществе выступает с докладом профессор Керн. Доклад будет сопровождаться демонстрацией оживленной человеческой головы.

Далее сообщалась история работ Керна, перечислялись его научные труды и произведенные им блестящие операции.

Под первой заметкой была помещена статья за подписью самого Керна. В ней в общих чертах излагалась история его опытов оживления голов — сначала собак, а затем людей.

Лор а н с напряженным вниманием следила то за выражением лица Артура Доуэля, то за взглядом его глаз, переходивших со строчки на строчку. Доуэль сохранял внешнее спокойствие. Только в конце чтения на лице его появилась и исчезла скорбная улыбка.

— Не возмутительно ли? — воскликнула Мари Лор а н, когда Артур молча вернул газету. — Этот негодяй ни одним словом не упоминает о роли вашего отца во всем этом «сенсационном открытии». Нет, этого я так не могу оставить! — Щеки Лор а н пылали. — За все, что сделал Керн со мной, с вашим отцом, с вами, с теми несчастными головами, которые он воскресил для ада бестелесного существования, он должен понести наказание. Он должен дать ответ не только перед судом, но и перед обществом. Было бы величайшей несправедливостью допустить его торжествовать хотя бы один час.

— Что же вы хотите? — тихо спросил Доуэль.

— Испортить ему триумф! — горячо ответила Лор а н. — Явиться на заседание научного общества и всенародно бросить в лицо Керну обвинение в том, что он убийца, преступник, вор…

Мадам Лор а н не на шутку была встревожена. Только теперь она поняла, как сильно расшатаны нервы ее дочери. Впервые мать видела свою кроткую, сдержанную дочь в таком возбужденном состоянии. Мадам Лор а н пыталась ее успокоить, но девушка как будто ничего не замечала вокруг. Она вся горела негодованием и жаждой мести. Лар е и Шауб с удивлением глядели на нее. Своей горячностью и неукротимым гневом она превзошла их. Мать Лор а н умоляюще посмотрела на Артура Доуэля. Он поймал этот взгляд и сказал:

— Ваш поступок, мадемуазель Лор а н, какими бы благородными чувствами он ни диктовался, безрассу…

Но Лор а н прервала его:

— Есть безрассудство, которое стоит мудрости. Не подумайте, что я хочу выступить в роли героини-обличительницы. Я просто не могу поступить иначе. Этого требует мое нравственное чувство.

— Но чего вы достигнете? Ведь вы не можете сказать обо всем этом судебному следователю?

— Нет, я хочу, чтобы Керн был посрамлен публично! Керн воздвигает себе славу на несчастье других, на преступлениях и убийствах! Завтра он хочет пожать лавры славы. И он должен пожать славу, заслуженную им.