Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Том 22. Пир потаенный. Повелитель деревьев

Во-первых, нам предлагалось выловить труп Калибана и отослать его голову Девяти. В принципе, это была обязанность победителя — представить голову побежденного как доказательство своей победы. Но в данном случае они шли мне на уступку: учитывая мою временную неспособность передвигаться самостоятельно, Хауторп должен был лично доставить этот трофей.

Во-вторых, мне приказывалось перебраться в Лондон, как только я встану на ноги. Там меня будет ждать самолет, который сразу доставит меня в Уганду, где я через секретный ход, предназначенный только для Девяти, буду проведен к ним в пещеры. На этот раз без завязывания глаз. Там я буду торжественно введен в ранг патриарха, одного из Девяти. После этого Девять рассчитывали собрать конференцию, самую значительную и важную после 1945 года. Хауторп не был осведомлен о деталях предстоящего собрания. Он лишь слышал, что главным вопросом на ней будут поиски способов разрешения проблемы перенаселения Земли. Девять хотели положить конец неуправляемому демографическому взрыву и нарушению экологии среды. Проблема обдумывалась давно, и им оставалось лишь прийти к согласию по поводу modus operandi.

Ну и желания у них!

На секунду перед моими глазами возникла картина мира, похожего на тот, в котором я родился, но более яркого и красочного. Джунгли и саванна вновь заняли свои исконные пространства, и земля Африки вновь покрылась миллионными стадами зебр, антилоп, гиппопотамов, тысячами львов и пантер. Человеческая популяция, значительно уменьшившись в количестве, вновь будет жить большими стадами или ордами, отделенными друг от друга огромными пространствами. Они будут строить хижины и сражаться копьем и луком со стрелами. У меня вновь бы появилось необходимое пространство для дальних вылазок и походов, как в старые добрые времена. Быть может, даже удалось бы спасти горилл от полного их уничтожения, что им грозит сейчас. А если бы мне удалось найти хотя бы нескольких выживших представителей расы больших антропоидов, можно было бы попытаться восстановить их число, чтобы они стали столь же многочисленны и могущественны, как пятьдесят тысяч лет тому назад.

Да, это было прекрасное видение!

Но я боялся, что цена, которую пришлось бы платить за возвращение этой жизни, была бы слишком непомерной.

Поэтому я совсем не обрадовался такой перспективе. Кроме того, входным билетом для меня была голова Дока.

Я сказал:.

— Нам потребуется, вероятно, много времени, чтобы обнаружить тело Дока.

— Ну что вы! — попытался меня «приободрить» посланец Девяти. — Я так не думаю. Два моих помощника уже проверяют ров. У них есть все необходимое оборудование. Не беспокойтесь ни о чем, я все беру на себя.

Чувствовалось, что это был очень дисциплинированный и исполнительный человек. Нечего было и пытаться обратить его в мою веру. Я попросил его подойти поближе. И когда он наклонился надо мной, я схватил его за горло одной рукой, а другой уперся в его лоб. У него была бычья шея, но он лишь пискнул, как мышь, когда она хрустнула под моими пальцами. Потом я отправил Триш и Клио заняться его помощниками. Они позвали их в зал и, когда те вошли, двумя выстрелами уложили обоих наповал. От трупов избавились, просто выбросив всех троих в ров.

Женщины выглядели подавленными. Они были прекрасными воительницами, что доказали мне как одна, так и другая. Но хладнокровное, преднамеренное убийство было делом для них совершенно необычным. Мне пришлось повторить им еще раз, что, вступив на этот путь, на путь борьбы с хитрой и безжалостной организацией, им придется еще не раз убивать до того момента, пока это все наконец не закончится.

Спустя час мы покинули замок. Труднее всего было комфортабельно устроить Дока в задней части нашего автомобиля. На границе леса я остановился, чтобы попрощаться с имением и родиной предков. Я сомневался, что еще когда-нибудь вернусь сюда. Я обвел взглядом замок, почерневшие от копоти и дыма развалины усадьбы, гумно, конюшни, здания различных служб, луга и озеро в форме вопросительного знака, лес по другую сторону замка и огромный мегалит, стоящий на вершине холма, у подножия которого спал вечным сном первый Рандгрит.

«СТАРИК УСЯДЕТСЯ В СВОЕ КРЕСЛО, КОГДА ДВА ВОРОНА ВЕРНУТСЯ», — гласит старая загадочная пословица. И, кажется, в ту минуту я понял ее тайный смысл. У старика, то есть у нашего деда, больше не будет возможности сесть на что бы то ни было, так как он был мертв, отныне и навсегда И двум воронам уже никогда не вернуться.

Тем более я., я тоже никогда не возвращусь сюда. По крайней мере не раньше, чем пройдут долгие, долгие годы.

Я задержался еще на мгновение, глядя, как солнце прячется за спинкой Высокого Кресла. Солдаты охраны пропустили нас, не чиня никаких препятствий. Но Девять очень скоро узнают об исчезновении меня, Триш и Клио. Дока мы спрятали под одеялами, за целой горой узлов и чемоданов. Видя, что Хауторп не является к ним для рапорта, они обеспокоятся и прикажут выяснить, что случилось. После чего сразу поймут, что Калибан жив и исчез вместе с нами.

И вот тогда начнется охота.

Но тебе, охотник, следует опасаться зверя, которого ты преследуешь!

Прежде чем все это закончится, за столом Девяти может оказаться гораздо больше пустых кресел, чем сейчас. К тому же может случиться и так, что мир наконец узнает о существовании его тайных властителей.

Хотя мой издатель настаивает на публикации этого романа под моим именем, на самом деле речь идет о десятом томе «Записок лорда Грандрита», лишь обработанных мной для этой публикации. Я посчитал разумным избавить текст от слишком специфического британского маньеризма и англицизмов, дабы облегчить труд читателя.

Кроме того, я нарочито исказил географические координаты пещер Девяти, исключительно в целях безопасности тех, кто, прочтя эту книгу, ринется на их поиски.

Уж теперь-то Девять должны были считать мою смерть окончательной.

Я не знаю, видел ли летчик истребителя мое падение или нет, но он, вероятно, был полностью уверен в моей гибели, если не позаботился проследить за мной до конца. Он должен был думать, что если взрыв и пощадил меня, то падение с высоты уже прикончит наверняка. Мне предстояло пролететь не менее трехсот пятидесяти метров, прежде чем превратиться в раздавленную галету на каменистом берегу Габона. Не лучше был и другой вариант. В момент прикосновения поверхность Атлантики обещала быть почти такой же мягкой, как и закаленная шеффилдская сталь.