Рэй Брэдбери - Горячечный бред

– Я должен вам сказать, доктор, должен! – воскликнул Чарльз. – Что произойдет, ну представьте себе – только представьте, на минутку, – если, как в прежние времена, целая куча микробов соберется вместе, объединится, начнет размножаться, и возникнут новые…

Его белые руки лежали на груди, но вдруг они поползли к горлу.

– И они решат захватить какого-нибудь человека! – выкрикнул Чарльз.

– Захватить человека?

– Да, стать этим человеком. Мной, моими руками, моими ногами! А вдруг болезнь знает, что нужно делать, чтобы убить человека, но самой при этом остаться в живых?

Он пронзительно завизжал.

Его руки добрались до горла.

Доктор с диким воплем бросился к нему.

В девять часов отец и мать мальчика проводили доктора к машине, отец Чарльза протянул ему чемоданчик. Они постояли немного и поговорили, не обращая внимания на холодный ветер.

– Просто проследите за тем, чтобы руки были постоянно привязаны к телу, – посоветовал доктор родителям мальчика. – Я не хочу, чтобы мальчик причинил себе вред.

– Чарльз поправится, доктор? – Мать несколько секунд не выпускала руку доктора из своей.

Он погладил ее по плечу и сказал:

– Я ведь являюсь вашим семейным врачом вот уже тридцать лет. Всему виной высокая температура. Ему все это просто кажется.

– Но синяки на шее, он же чуть сам себя не задушил!

– Не развязывайте ему руки, а утром все будет в порядке.

Машина укатила по темной сентябрьской дороге.

В три часа ночи Чарльз все еще не спал в своей маленькой, черной детской. Постель под ним была совсем влажной. Ему было очень жарко. У него больше не было ни рук, ни ног, уже начало меняться тело. Он не шевелился, лишь, отчаянно сосредоточившись, не спускал глаз с большого, пустого пространства потолка. Некоторое время он кричал и метался, но теперь ослабел и охрип; мать несколько раз вставала и подходила к нему, вытирая сыну лоб влажным полотенцем. Теперь же он молча лежал, словно забыв о связанных руках.

Он чувствовал, как меняется внешняя оболочка его тела, сдвигаются органы, легкие, точно розовый спирт, полыхают огнем. Комнату освещали мечущиеся блики, будто от камина.

Чарльз лишился тела. Оно исчезло. Нет, оно существовало на самом деле, только превратилось в могучие вспышки какого-то обжигающего летаргического вещества. Словно гильотина аккуратно отсоединила голову, которая в данный момент лежала на окутанной ночным мраком подушке, в то время как тело, все еще живое, уже принадлежало кому-то другому. Болезнь пожрала тело Чарльза и благодаря этому сумела воспроизвести себя самое в охваченном жаром лихорадки двойнике.

Его руки покрывали знакомые коротенькие волоски, те же ногти на пальцах, все шрамы и даже крошечная родинка на правом бедре – все повторено самым идеальным образом.

«Я умер, – подумал мальчик. – Меня убили, но я живу. Мое тело умерло, превратилось в болезнь – и никто об этом не узнает. Я буду жить среди них; нет, не я… кто-то чужой. Гнусный и злобный, такой отвратительный, что осознать это просто невозможно. Даже думать страшно. Он будет покупать обувь и пить воду, когда-нибудь женится и, возможно, причинит миру столько зла, сколько до него никто не причинял».

И вот жар пополз по шее, подобрался к щекам; словно горячее вино обожгло губы и веки, которые вспыхнули огнем, будто сухие листья. Из ноздрей начали вырываться языки голубого пламени, потом все меньше, меньше, реже.

«Ну вот и конец, – подумал Чарльз. – Оно заберет мою голову и мозг, и все, что у меня есть в голове, каждый зуб, все до единой волосинки и каждую морщинку на ушах. И тогда от меня ничего не останется».

Его мозг наполнила кипящая ртуть. Левый глаз закрылся сам собой, точно улитка, спрятался в свой домик. Чарльз ослеп на один глаз, который ему уже не принадлежал. Это была вражеская территория. Исчез язык, его отрезали. Онемела левая щека, куда-то пропала. Левое ухо перестало слышать. Теперь оно было собственностью кого-то другого – чудовища, которое появлялось на свет, минерала, поглотившего деревянное полено, болезни, пожравшей здоровые, живые клетки.

Чарльз попытался закричать, взвыл громко и пронзительно в тишине ночи, а в это время его мозг вытекал – куда? Ему вырезали правый глаз и ухо, он ослеп и оглох, все его существо было охвачено пламенем, ужасом, отчаянием и смертью.

Его вопль затих в тот самый момент, когда мать ворвалась в комнату и подскочила к постели.

…Было ясное утро, дул легкий ветерок и подгонял доктора в спину, когда он шел по дорожке к дому. Глядя на него из окна, на верхнем этаже стоял полностью одетый мальчик. Он не помахал доктору в ответ и ничего не сказал, когда тот крикнул:

– В чем дело? Уже встал? О господи!

Доктор бегом помчался вверх по ступенькам лестницы и, тяжело дыша, влетел в детскую.

– Почему ты не в постели? – спросил он у мальчика. Постучал по его худой груди, проверил пульс и температуру. – Поразительно! Все в норме. В норме, подумать только!

– Я больше никогда в жизни не заболею, – объявил мальчик, тихо стоявший у окна. – Никогда.

– Надеюсь. Ты прекрасно выглядишь, Чарльз.

– Доктор?

– Слушаю тебя.

– А я могу пойти в школу сейчас?

– Завтра будет в самый раз. Тебе не терпится?

– Не терпится. Я люблю школу. Я хочу играть, драться, плеваться, дергать девчонок за косички, пожать руку учителю, а потом вытереть пальцы об одежду в гардеробе. А еще я хочу вырасти и отправиться путешествовать и пожимать руки людям, живущим в разных концах света. Я хочу жениться и иметь много детей. Я буду ходить в библиотеки и трогать книги – вот сколько я всего хочу! – сказал мальчик, глядя в окно на улицу, где сентябрь вступил в свои права. – Каким именем вы меня назвали?

– Что? – Доктор был явно удивлен. – Никаким. Только Чарльзом.

Мальчик пожал плечами:

– Наверное, это лучше, чем совсем без имени.

– Я рад, что ты хочешь в школу, – сказал доктор.

– С нетерпением жду, когда вы мне разрешите туда пойти, – улыбнувшись, ответил мальчик. – Спасибо за помощь, доктор. Можно, я пожму вам руку?

– С удовольствием.

В окно врывался прохладный осенний ветерок, а они, не обращая на него внимания, с самым серьезным видом пожимали друг другу руки. Почти целую минуту. Мальчик улыбался старику и благодарил его.

А потом, смеясь, помчался вниз по лестнице и проводил его до машины. Родители последовали за ними; счастливые и довольные, они тоже хотели попрощаться с доктором.

– Здоровехонький! – проговорил доктор. – Поразительно!

– И сильный, – добавил отец. – Ночью он самостоятельно высвободил руки. Правда ведь, Чарльз?

– Да? – переспросил мальчик.

– Именно! Как тебе удалось?