Атом в упряжке

— Руки прочь! Стоять! Выверните карман!

Это кричал Шнейдер. Он весь покраснел и гневно собрал морщины на переносице.

— Дайте сюда! Немедленно!

Быстро бросившись к Людмиле, он резко вывернул ее карман и, ловко повернувшись, положил плитки в свой вместительный портфель.

Никто не успел произнести ни слова: Шнейдер остыл так же внезапно, как вскипел, и спокойно пошел дальше, продолжая рассказывать начатую веселую историю ошарашенному его быстротой Самилле.

Профессор снова оказался рядом с Людмилой, но теперь оба молчали: она сердито размышляла о непонятном поведении розового человека, он — фыркал и тщетно пытался найти ключ к тайне Журавлева.

— …Ваш пропуск… Обыскать!

Они стояли у выхода во двор.

— Личный ордер Кабинета. Этих людей веду я, — сказал Самилла, — и привратник, отойдя в сторону, поднял дверную штору.

Профессор и Шнейдер, попрощавшись с Самиллой, сели в автомобили и поехали в разные стороны. Людмила со своим охранником направилась в тюрьму.

Когда они вошли в камеру, Сусанна лежала с закрытыми глазами на кровати. Самилла посмотрел на нее и покашлял. Сусанна наполовину открыла один глаз и, ничего не сказав, чуть зажмурила его и глянула золотистой полоской зрачка на Самиллу. Самилла, неуклюже улыбнувшись и потоптавшись, вдруг решительно вышел. Сусанна снова закрыла глаза.

Когда через несколько минут шаги в коридоре затихли, Сусанна осторожно вздохнула и, быстро вскочив с кровати, бросилась к изумленной и слегка оскорбленной холодным приветствием Людмиле.

— Душенька, — зашептала она, обнимая Людмилу и не давая ей опомниться. — Душенька, дитя мое, скорее. Вот это вам, я не знаю, что это такое, — и она протянула маленький электрический паяльник, — вот несколько ключей. Вот — револьвер. Здесь потайной ход, и здесь, и там еще. Только, милая, вам придется надеть мое платье, шляпку, вуаль и темный парик. Я накрашу вам брови, их будет видно. Только закутайтесь быстрее, быстрее, родная. Вас сейчас вызовут. Я вас никогда не забуду, — и она поцеловала Людмилу, будто прощаясь с ней навсегда.

— Но, — машинально произнесла Людмила, путаясь в тесном платье и опустив вуаль на подкрашенные губы и напудренное лицо, — но я ничего не понимаю…

— Дело в том, — ответила, поправляя на Людмиле платье, Сусанна, — что этот идиот Самилла принадлежит к компании тех молодых людей, которым я тогда вскружила голову на балу. Я его терпеть не могу, но сегодня меня попросили в записке улыбнуться ему… Вот он и раскис…

— Ну, — сказала Людмила и, сжав в руке маленький браунинг, спрятала руку в карман.

Но в эту секунду дверь распахнулась, и девушка-надзиратель сказала равнодушным голосом:

— Сусанна Мира! На допрос.

— Это вас, — шепнула Сусанна Людмиле и, нагнувшись к ее уху, быстро выпалила: — Ну вот, вы идите на допрос, а по дороге…

— Ага, — кивнула Людмила и сдвинула на браунинге маленький рычажок предохранителя.

— Товарищ! Камрад! — воскликнул чей-то ласковый тихий голос, и сильная рука так осторожно опустилась на плечо Бориса, что в нем сразу поднялась какая-то теплая волна, смывшая горькое чувство одиночества. Борис поднял залитые радостью глаза, и в ответ на эту юношескую улыбку улыбнулось усталое, темное, широкое лицо высокого, пожилого, бедно одетого человека.

— Нам надо идти, товарищ. Вставай, — и Борис, сам не зная почему, доверчиво протянул руку этому чужому человеку и радостно воскликнул:

— Товарищ, кто вы? Где мы?..

Но железная рука мужчины обняла его мальчишеские плечи, и мягкий шепот быстро приказал ему:

— Потом. Быстрее. Через минуту здесь будет облава. Тебя ищут, парень.

Его слова прервал резкий свисток, будто разорвавший глухой шум ночи. Над самым ухом раздалось бешеное пыхтение мотоцикла.

Борис не успел опомниться, как его подняли в воздух и стремглав куда-то понесли. Он чувствовал на своей щеке грубоватую щетину, ноздри заполнил уютный, домашний запах дешевого табака. Ухватившись руками за шею мужчины, Борис вдруг вспомнил какое-то, должно быть, невероятно далекое время: вечер, желтый свет лампы, клеенчатый стол, полутемный угол, и кто-то несет его в сильных, нежных руках.

Но вспоминал он не более секунды. Мужчина внезапно остановился, и Борис чуть не стукнулся лбом о небольшую каменную стену.

— Перелей, — шепнул человек, и оба, подтянувшись на руках, забрались наверх.

В пяти-шести метрах ниже места, где они находились, шумела улица, не слишком светлая, но людная. Очевидно, это была мещанская часть Рима. Прямо под ними стоял полицейский. Вдруг сзади послышались звуки погони — топот ног, короткие восклицания, отрывистые вопросы.

— Где они? Куда побежали? Вы не видели? Что?

— Прыгай на него, — человек показал на полицейского и слегка подтолкнул Бориса.

Борис посмотрел вниз и увидел широкую простую спину в синем и коротко подстриженные волосы, выбивавшиеся из-под форменной фуражки. Он чуть нагнулся и прижал локти к бокам. Затем закрыл глаза, широко улыбнулся и, слегка вздрогнув, бросился вниз. Что-то ударило в грудь, будто сердце стукнулось о потолок, и он вдруг почувствовал боль на губах и металлический привкус во рту.

Кто-то кричал под ним. Тогда он, открыв глаза, понял, что это кричит полицейский, на которого он прыгнул.

«Кажется, я разбился», — подумал Борис, но сразу же попробовал подняться. Как ни странно, ноги послушались его, и он обрадованно вскочил. В ту же секунду, крича и отплевываясь, поднялся полицейский.

— Беги! — крикнул кто-то сверху Борису по-русски, и Борис рванулся вперед.

За ним мигом бросился полицейский, но его смял человек, прыгнувший сверху.

Все произошло так быстро, что удивленная и любопытная толпа собралась возле лежавшего на земле полицейского только тогда, когда Борис и его товарищ уже успели перебежать улицу и укрыться в одном из подъездов огромного дома.

Оттуда они увидели, что на высокой стене (это была стена, с которой они прыгали) стоят двое в штатском и военный. В одном из гражданских Борис узнал молодого человека, стрелявшего в Журавлева. Все трое растерянно смотрели вниз и не решались прыгать. К полицейскому уже подъезжал санитарный автомобиль.

Вдруг снова послышался резкий стук моторов, и сбоку на улицу ворвался отряд мотоциклистов, оттеснил толпу, рассыпался по углам. Наверху в воздухе появилось несколько полицейских авиэток, освещавших улицу прожекторами.

— Облава, — тревожно сказал человек, — нам надо снова бежать, парень. Дай руку.

Борис весело посмотрел на своего спутника и подал ему руку. Эта погоня начинала ему нравиться. Но его товарищ, неожиданно придав своему лицу смущенное и вежливое выражение, снял шляпу, поклонился и обратился к человеку, спускавшемуся по лестнице.