Юрий Никитин - Скелет в шкафу

Двое боевиков, что, как вижу, всегда топают позади любого офицера, остановились по обе стороны двери.

Офицер кивнул в мою сторону:

– На стул!

Боевики моментально оказались рядом, усадили, придавив за плечи.

Я сказал мирно:

– Можно было просто сказать. Я и сам люблю сидеть. У меня вообще вся работа сидячая. Мечтаю о лежачей…

Офицер оглядел меня в непонятном недоумении.

– Не понимаю, почему так… Дайте планшет!

Один из боевиков тут же подал ему уже с включенным экраном, офицер потыкал пальцем, сказал громко, ориентируясь не только на меня, но и обоих конвоиров:

– Мы знаем, кто вы. Крупный ученый, доктор наук, нейрофизиолог, опубликовавший много научных работ… вот их перечень на моем планшете. И ваши фотографии на конференциях…

Жесткие ладони на моих плечах ослабели, один из боевиков даже отошел и посмотрел через плечо офицера на экран планшета. Я не слишком активен в социальных сетях, но иногда выступал с докладами на симпозиумах и конференциях, откуда, конечно, в сеть попали как фото, так и ролики.

– Ваша роль, – сказал офицер, – у Стельмаха нам понятна, а почему здесь?

Я ответил вежливо:

– А кому еще ему довериться?.. Я его поля ягода. Не академик, правда, но профессор и доктор наук… Кстати, а где мой спутник… спутница?

Он переспросил с интересом:

– Капитан войск специального назначения Ингрид Волкова?.. Ее сейчас допрашивают в отдельной… комнате. А потом и поместят отдельно. Вам, ученому, не пристало находиться в одном помещении с сиволапой солдатней.

Мой мозг работает быстро, сразу подавил желание сообщить, что у этой сиволапой кандидатская по спортивной медицине, а то вдруг подумает, что и я такой же доктор, как она кандидат.

– Да, – сказал я с облегчением, – я уже чувствую оторванность от своего коллектива ученых. Это, знаете ли, тяжко.

Он кивнул.

– Я не так давно побывал в селе, где родился и прожил школьные годы. Встретился с одноклассниками… Это такие бараны! Лучше удавиться, чем жить с ними всю жизнь.

Я вздохнул с облегчением, показывая всем видом, что да, у нас с ним настолько много общего, что мы вообще из одного клана высоколобых.

– Ладно, – сказал он наконец, – что-то здесь не сходится… Пусть сам Громов и разбирается. Иванищенко, позови полковника!

Один из боевиков тут же выскользнул в коридор, а через пару минут дверь резко распахнулась, в сопровождении того же боевика вошел быстрыми шагами тот, кого я все равно, несмотря даже на то что за ним послали, меньше всего ожидал увидеть.

Полковник Громов, злой, взволнованный и даже расстроенный, с порога вперил в меня злой взгляд, полный отчаяния и отвращения.

– Профессор, – сказал он сдавленным голосом, – вы спутали все карты!.. И за это ответите!.. Начиная с момента, когда уговорили Стельмаха задержаться с разоблачениями!.. А потом еще и вырвали из наших рук его внучку!.. Сейчас она снова у нас, но теперь о нашей роли в этом деле стало известно… что непредсказуемо… Я уже не говорю, что вы натворили… но… вы сорвали операцию, вы… вы пошли против решения, принятого на самом верху!..

– Значит, – сказал я, – не на самом. Иначе достаточно было бы сказать слово. У нас страна, к счастью, авторитарная, а либерализм выдавливает из себя как застарелый гной.

Он смотрел на меня с бессильной ненавистью.

– Вы спутали все карты, – повторил он, – я не знаю, что с вами делать!

– А что говорит Центр?

– Жду ответа, – отрезал он. – Запрос подан, жду с минуты на минуту. Молитесь, профессор! Вы затронули слишком чувствительные нервы!

– Здесь все такие? – спросил я. – Левченко тоже за халифат?

Он молча сделал знак застывшему офицеру, что тот свободен, один из боевиков распахнул перед ним дверь, и офицер вышел, а оба боевика остались и все так же не спускали с меня взглядов.

Громов выждал, когда шаги офицера затихли, и сказал раздраженно:

– Нет здесь таких, чтобы за халифат! И я не за халифат, но некоторые группы стоит снабжать оружием и разведданными, потому что… Да ладно, все вы понимаете. Левченко, идиот, отказывается с ними сотрудничать, за это можно и погоны потерять, а вот я выполняю приказы, потому что в Центре думают о стране, а не о морали!

Коротко звякнул мобильник. Он тут же ухватил в широкую ладонь, бросил к уху. Я слушал одновременно с ним, холодок еще не расползся по внутренностям, соматика отстает, я покосился на дверь, там уже вошли еще двое с автоматами наперевес, не спускают с меня глаз.

Громов слегка побледнел, кожа на скулах натянулась. Выслушав, он произнес деревянным голосом:

– Да. Все будет выполнено.

Положив мобильник на стол, он кивнул боевикам, стараясь не встречаться со мной взглядом.

– В наручники.

Один тут же упер ствол автомата в бок, второй завел мои руки за спину и защелкнул на запястьях неприятно холодные кольца, соединенные коротенькой цепочкой.

– Отведите… в двадцатую, – произнес Громов безжизненным голосом.

Взглядом он по-прежнему старался со мной не встречаться. Боевики вздернули меня со стула, я не противился, вывели в коридор, а потом долго конвоировали, пока не подошли к комнате с номером двадцать.

Дверь открылась без всякого кода, я шагнул, подталкиваемый в спину, через порог, здесь только железный стол, утопленный толстыми ножками в пол, а также по стулу на обеих сторонах, оба тоже вросли ножками неизвестно на какую глубину, где еще и зацементированы, думаю, так, что вырвать можно только бронетранспортером.

К моему удивлению, дверь за мной тут же с лязгом захлопнулась. Я оглянулся, прислушался. Стены тоже вырублены в скальной породе, в коридоре можно стрелять из пушки, здесь не услышать.

Только минут через десять дверь распахнулась снова. Вошли трое боевиков, все аласийцы, у каждого по два пистолета, один в кобуре, а второй сзади за поясом.

От них сразу пахнуло жестокостью и смертью. Все явно из жарких стран, это чувствуется в движениях, взглядах на меня, выражении лиц.

Неделю назад я не отличил бы негра от скандинава, ну разве что по цвету кожи, а сейчас…

Похохатывая, они пошли вокруг меня по кругу, один наконец вытащил десантный нож с зазубринами на тыльной стороне, красиво поиграл им в руке.

– Ты нам все скажешь, – сказал он на арабском. – Да, мы уже посмотрели, ты доктор наук и все такое. Но раз ты здесь, ты пленный…

– Если военнопленный, – ответил я, – то есть правила…

Все трое расхохотались.

– Дорогой, сейчас война идет без всяких правил. Это американцы все перемешали, когда сказали, что раз они самые сильные в мире, то им насрать на все правила. А мир таков, стоит одному… так и все тоже, чтобы не оставаться в дураках.

Мозг уже просчитал все варианты, отобрал лучший, теперь только бы мышцы не подвели, я резко дал ближайшему подножку, он с проклятием повалился на соратников.