Юрий Никитин - Скелет в шкафу

Я сказал медленно:

– Простите, но разве Стельмах был членом Политбюро? Такой фамилии нет даже среди кандидатов в члены.

Они переглянулись, Можайский поинтересовался вежливо:

– А вы откуда знаете?

– У нашего ректора, – сообщил я, – в кабинете висели портреты членов Политбюро. Он даже потом в КПРФ не восхотел вступать, заявил гордо, что все еще член КПСС… Хотя, думаю, это была просто бравада и ностальгия.

Можайский сказал с уважением:

– У вас хорошая память.

– Спасибо, – ответил я.

– Действительно, – произнес он, – Стельмаха в списках Политбюро нет. И никогда не было.

Я сказал живо:

– А-а, под программой защиты?.. Придумана другая биография?

Он ответил с неохотой:

– Его настоящая фамилия не Стельмах, понятно, но программой защиты и не пахнет. Она для людей попроще, а это один из тех, на плечах которого держалась система. У них все особое.

– Как и сейчас, – добавил Бондаренко.

Можайский с чашкой в руке поднялся, прошелся по кабинету. Бондаренко тоже застыл в размышлизмах, опустил чашку на стол, а Мещерский некоторое время смотрел в окно, медленно отхлебывал кофе.

– Хорошо, – сказал он, не поворачиваясь. – Ростислав Васильевич, распорядитесь. Вертолет, снаряжение и… все остальное. Предупредите встречающих… А вам, Владимир Алексеевич, рекомендую пока заскочить в нашу столовую на втором этаже. Ваша напарница покажет. Заодно убедитесь, что не шикуем. Вылет через полчаса.

Ингрид ждала в конце коридора, чуть присев на подоконник, увидела, соскочила. За моей спиной хлопнула дверь, я не оборачивался, это вышел майор Бондаренко.

До Ингрид оставалось несколько шагов, когда он догнал меня и сказал властно:

– Товарищ Волкова подождет еще пару минут, а я дам пару советов на дорогу…

– Но мы же с нею напарники? – спросил я.

Он кивнул.

– Но старший вы. Вам отвечать за успех операции. Сюда, в эту комнату.

Похоже, это его кабинет, чувствуется некая бондаренковскость, занимает его уже не первый день, обжил.

Я вежливо остановился у порога, он прошел к креслу по ту сторону большого канцелярского стола, кивнул на стул напротив.

– Присядьте, Владимир Алексеевич. Я не задержу вас надолго.

Я сел, ответил сдержанно:

– Слушаю вас.

– Я рад, – сказал он, – что у вас все в порядке.

– У меня и было в порядке, – ответил я вежливо.

Он криво усмехнулся.

– Ученые чувствительны к словам… Я имел в виду, в порядке, что все поняли, приняли, согласились, понимаете, о чем речь?

– Да, – ответил я. – Полковник Мещерский, как вы слышали, ввел меня в курс дела.

Он поморщился.

– Да-да, ввел, но слишком вкратце. Я предпочел бы, чтобы вы знали больше. К тому же у нас с ним несколько разные точки зрения на то, что произошло, но, смею уверить, моя более точная.

Я поддакнул:

– Еще бы! Вы же майор, а он уже полковник. Мы же чем моложе и ниже по званию, тем умнее, верно?

Он взглянул остро.

– Что, по мне видно, как заношусь? Впрочем, это неважно. Моя точка зрения зиждется на том, что я больше знаю. У меня допуск к секретной информации хоть и не шире, но к этой – полный, анализировать я тоже умею. Я не хочу сказать, что полковник ошибается, но у него масса и других дел…

– Как и везде, – согласился я. – Чем выше пост, тем шире поле деятельности. Генерал вообще видит лес, а не деревья.

Он кивнул, лицо чуть потеплело.

– Вы совершенно правы. Тот человек, к которому вас направляем, как вы уже слышали, академик, доктор наук, автор очень примечательных работ мирового уровня. Еще он крупный партийный деятель. Член ЦК КССС, кандидат в члены Политбюро КПСС, заведующий весьма важным отделом… Это вы уже знаете. Осталось добавить только, что он был одним из той инициативной группы, что продумала детальный план роспуска Советского Союза.

– Ого, – сказал я.

Он спросил остро:

– Что вас задело?

– Слово «роспуск», – пояснил я. – Не развал, а роспуск.

Он кивнул.

– Вы реагируете очень быстро. Это хорошо. Именно в этом и дело. Идею о роспуске СССР начали вынашивать в середине правления Брежнева, когда тот еще был силен и бодр. Именно тогда начали медленно подбирать людей, прорабатывать детальные планы… Все-таки у нас не Латвия какая-нибудь, что хоть по численности, хоть по размерам мельче любого из районов не только Москвы, но уже и Перми. Приходилось иметь дело с множеством разнонаправленных факторов, и было видно, что обязательно чем-то придется жертвовать.

Я пробормотал несколько ошалело:

– Признаться, я не думал, что… что это была наша инициатива. Все-таки вся пресса, наша и госдеповская, да вообще весь мир трубит о том, как Запад эффектно победил и завалил такого слона.

– Первые публикации сделали наши люди, – сообщил он. – Там и здесь. Правда, некоторые за океаном, кто поумнее, ошалели от такой неожиданной победы. ЦРУ вообще заявило, что оно ни сном ни духом. По его прикидкам, нашей стране ничто не грозило ближайшие десятилетия, но им самим заткнули рты свои же восторженные политики, что поспешили приписать победу себе, своей мудрости, мужеству и дальновидности… словом, вы знаете, что они все говорят в подобных случаях.

– Гм, – сказал я, – да, это ударило даже по моим мозгам.

– Это потому, – заверил он, – что вы о политике вообще не задумывались. Вы ученый! Потому все, что не касается вашей нейрофизиологии, принимаете на веру. Либо вообще не обращаете внимания.

– А почему, – спросил я осторожно, – было принято такое решение? Если, конечно, вы в курсе.

Он пробормотал:

– Конечно, в курсе. Вообще-то это можно было сделать еще во времена Хрущева, такие идеи возникали, но мы же такие, пока жареный петух не клюнет… Да и нужно все-таки, чтобы созрело и общество, и часть элпээров…

– Элпээры? – переспросил я.

Он кивнул.

– Так тогда называли лиц, принимающих решения. ЛПР!.. Директор предприятия был на виду, а рулил на самом деле секретарь райкома. И так на разных уровнях. КГБ окончательно пришел к идее роспуска СССР еще в начале эры Брежнева. Уже тогда было видно, что идея на сознательность людей дала серьезную трещину. Человек может быть сознательным и правильным какое-то время, но не всю жизнь.

Я спросил:

– Так почему же тогда…

Он вздохнул и развел руками.

– Почему не отказались от идеи коммунизма еще тогда? Вы не поверите, об этом не говорят… да и раньше не говорили, но для всего мира, для всей цивилизации это было бы слишком большим потрясением. Коммунизм в то время был самой чистой, светлой и благороднейшей идеей. Очевидно, как человек молодой, вы даже не знаете, что во всех цивилизованных странах мира были мощные Коммунистические партии? Они были и в нецивилизованных тоже, но самые сильные в Германии, Франции, Испании и прочей Европе, а за океаном – в США. Там вообще настолько страшились Коммунистической партии США, что в нарушение всяческих демократических принципов добились ее запрета, тогда еще была создана сенатская комиссия Маккарти, что проверяла всех граждан Америки на принадлежность к Коммунистической партии и тут же лишала таких всех постов, изгоняла с работы…