Станислав Лем - Солярис. Эдем. Непобедимый (сборник)

– Как вы объясняете гибель летательных аппаратов? Ведь их защищало силовое поле…

– Силовое поле можно подавить другим силовым полем. Да ведь, слушайте, для того, чтобы в какие-то доли секунды уничтожить всю память, заключенную в мозге человека, нужно создать вокруг его головы магнитное поле такой напряженности, какой трудно было бы добиться даже нам при помощи всех средств, имеющихся на корабле. Понадобились бы гигантские преобразователи, трансформаторы, электромагниты…

– И вы думаете, что у них все это есть?

– Да ничего подобного! Нет у них ничего. Просто они кирпичики, из которых в зависимости от ситуации строится то, что необходимо. Поступает сигнал: «Опасность!» Что-то появилось: это распознается по изменениям среды – например, по изменению электростатического поля. Летающий рой немедленно преобразуется в такой вот «тучемозг», и пробуждается его совместная память: подобные существа уже были, с ними сделали то-то и то-то, и после этого они погибли… И этот образ действий повторяется…

– Ладно, – сказал Горпах, который уже не слушал, что говорит старый биолог. – Старт я откладываю. Сейчас соберем совещание; я не хотел бы этого делать – тут попахивает большой дискуссией, разгорятся страсти ученых, – но другого выхода не вижу. Через полчаса в главной библиотеке, доктор Лауда…

– Пускай меня убедят, что я ошибаюсь, и тогда у вас на корабле появится человек, искренне удовлетворенный… – спокойно проговорил Лауда и исчез из каюты так же тихо, как появился.

Горпах выпрямился, подошел к настенному информатору и, нажав кнопку внутренней связи, вызвал по очереди всех ученых.

Как оказалось, большинство специалистов строили гипотезы того же рода, что и Лауда; он только первым сформулировал все в такой категорической форме. Споры разгорелись лишь вокруг проблемы – существует ли у «тучи» психика. Кибернетики склонны были счесть ее мыслящей системой, наделенной способностью к стратегическим решениям. Лауде возражали очень резко. Горпах понимал: страстность этих возражений вызвана не столько гипотезой Лауды, сколько тем, что биолог сразу пришел к нему, вместо того чтобы раньше обсудить все с коллегами. При всей прочности связей, объединявших их с командой, ученые на корабле все же представляли собой нечто вроде государства в государстве и соблюдали некий неписаный кодекс поведения.

Главный кибернетик Кронотос спрашивал, каким же образом «туча», по мнению Лауды не имеющая разума, научилась атаковать людей.

– Но это же просто, – возразил биолог. – Она миллионы лет только это и делала. Я имею в виду войну с прежними обитателями Регис. Это были животные, обладавшие центральной нервной системой. «Туча» научилась нападать на них так же, как земные насекомые нападают на жертву. И делает она это с такой же точностью, с какой оса впрыскивает яд в нервную систему кузнечика или майского жука. Это не разум, это инстинкт…

– А почем она знала, как атаковать летательные аппараты? Она же с ними раньше не встречалась…

– Этого мы не можем знать, коллега. Эти механизмы, как я уже говорил, вели войну на двух фронтах. С живыми и с неживыми обитателями Регис. То есть и с другими автоматами. А эти автоматы волей-неволей должны были применять различные виды энергии в целях защиты и нападения…

– Но если среди них не было летающих…

– Я уже догадываюсь, что хочет сказать Лауда, – вмешался заместитель главного кибернетика Заурахан. – Эти большие автоматы, макроавтоматы, переговаривались друг с другом, чтобы объединиться и действовать сообща, и их легче всего было уничтожить, изолировав, разделив; а тут наилучший способ – блокировка связи…

– Речь идет не о том, можно ли объяснить отдельные формы поведения «тучи», не прибегая к гипотезе о наличии у нее разума, – возразил Кронотос, – поскольку нас не ограничивает «бритва Оккама». Наша задача, по крайней мере сейчас, состоит в том, чтобы создать не такую гипотезу, которая объяснила бы все наиболее экономно и точно, а такую, которая обеспечит наибольшую безопасность действий. Поэтому, мне кажется, следовало бы признать, что «туча», возможно, наделена разумом; это будет более осмотрительно. Если же мы вслед за Лаудой решим, что разума у нее нет, а на деле окажется, что он есть, то за такую ошибку мы рискуем расплатиться ужасной ценой… Я говорю это не как теоретик, а прежде всего как стратег.

– Не знаю, кого ты хочешь победить: «тучу» или меня, – спокойно ответил Лауда. – Я не сторонник неосторожности, но «туча» не имеет никакого иного разума, нежели тот, какой имеет насекомое, вернее, даже не одиночное насекомое, а, допустим, муравейник. Ведь если бы дело обстояло иначе, нас бы уже в живых не было.

– Докажи это.

– Мы для «тучи» не были первым противником типа homo, она уже имела дело с людьми; ведь до нас здесь был «Кондор». Так вот, чтобы проникнуть внутрь силового поля, этим микроскопическим «мушкам» достаточно было зарыться в песок. Поле доходит лишь до его поверхности. «Туча» видела силовые поля «Кондора», так что могла додуматься до этого способа. Однако ничего такого она не сделала. Значит, либо «туча» глупа, либо она действует инстинктивно.

Кронотос не собирался сдаваться, но вмешался Горпах и предложил перенести дальнейшую дискуссию на другое время. Он хотел, чтобы давали конкретные предложения, основываясь на том, что установлено с достаточной вероятностью. Нигрен спросил, нельзя ли экранировать людей при помощи металлических шлемов, которые препятствуют воздействию магнитного поля. Физики, однако, пришли к заключению, что это будет бесполезно – мощное магнитное поле создаст в металле вихревые токи, которые сильно разогреют шлем, он начнет обжигать голову, и придется его сорвать, а результат понятен.

Уже вечерело. Горпах в одном углу зала разговаривал с Лаудой и врачами; кибернетики образовали отдельную группу.

– Это все же неслыханно, чтобы существа с более развитым интеллектом, эти макроавтоматы, не одержали победы, – сказал один из кибернетиков. – Это было бы исключением из правила, что эволюция идет по пути усложнения, совершенствования гомеостаза…

– Эти автоматы не имели шансов именно потому, что были уже с самого начала так высоко развиты и сложны, – возразил Заурахан. – Ты пойми: они были высокоспециализированы для сотрудничества со своими конструкторами, лирянами, а когда лиряне исчезли, они оказались вроде как искалеченными, потому что лишились руководства. А те механизмы, из которых развились теперешние «мушки» – я вовсе не утверждаю, что они существовали уже тогда, считаю даже, что это исключается, они могли образоваться лишь намного позже, – были относительно примитивными, и поэтому перед ними открывалось много путей развития.