Эндрю Пайпер - Проклятые

ДОДЖ

ХАДСОН

КУЗИНА

За последним камнем я повернул по дорожке за угол и увидел человека, стоявшего на склоне у маленькой усыпальницы. Он не бросился за мной, а, наоборот, поднял руку и махнул мне. Подзывая к себе.

Я направился к нему.

Пригнул голову пониже, чтобы мои преследователи не заметили, куда я направился. Затем торопливо вошел внутрь крипты, опустился вниз, в углубление. И прислонился к холодной каменной стене, в то время как незнакомец поднял с пола деревянный щит и закрыл им вход, как дверью.

Несколько мутных полосок света проникали между дощечек, однако сейчас, днем, в крипте царила такая же темнота, как и в церкви, где я скрывался ночью. Человек стоял рядом, но я не видел его. Не слышал. Только топот ног мертвецов снаружи. Вот их шаги удаляются, они пробежали мимо. Приближаются другие.

Ушли и эти. Теперь остался только один. Здесь, во тьме.

А потом раздался его голос:

— Мне следовало бы знать, что мы еще увидимся. Все, кто ее ищет, плохо кончают, правда?

Человек вышел из темноты, и я узнал его. Сейчас он казался моложе, чем тогда, когда мы встретились в его доме на Арндт–стрит. Теперь он выглядел так, как в те времена, когда работал в нашей школе… когда его звали Дин.

— Вы знаете, где она?

Малво пожевал губами, словно пробуя этот вопрос на вкус.

— Ты все еще ищешь ее?

— Вы ее видели?

— Подожди. — Он поднял руку, останавливая меня. — Ты пришел сюда, чтобы ее найти! Понимаешь? Я пытаюсь сказать тебе. Именно это твоя сучка–сестра может заставить человека делать. Искать ее.

— Я это делаю не для нее.

— Серьезно? Если бы деньги здесь что–то значили, я бы поспорил на все, что у меня есть, что ты ошибаешься.

Дин Малво прошелся в темноте по усыпальнице, и было слышно, как он ударяет кулаком по каменной стене.

— Почему вы мне помогли? — спросил я, надеясь, что, отвечая, он перестанет шуметь. Но он не перестал. Однако ответил:

— Знакомое лицо увидел. Плюс я знаю, каково это. Я ведь здесь тоже новенький.

— Они преследуют вас?

— Не так энергично, как вначале. — Он изобразил на лице глубокую задумчивость. — Смерть предсказуема. Когда ты мертв , случившегося не существует.

— Почему они нас ненавидят?

— Ну, это как тюрьма. К новичкам относятся хуже всего, потому что они… пахнут не так. Запах оттуда, понимаешь? Как будто ты им натер лицо какой–то фигней. Единственное, что несколько утешает, когда оказываешься здесь, это воспоминания о жизни. А когда начинаешь встраиваться в это существование, мордобитие помогает забыться.

Малво говорил дружелюбно. Но то, как он расхаживал по усыпальнице, как он остановился прямо передо мной, выдавало несколько иные чувства.

И тогда я спросил:

— А почему вы здесь? На кладбище? Почему оно стало вашим местом?

— Точно не знаю. Думаю, потому что экспоцентр находится через дорогу. Мне нравилось туда ходить, но здесь мне не позволяют там появляться. Потому что они знают.

— Знают что?

— Что большинство из детишек именно там заканчивают. Особенно девочки.

— Почему их здесь это заботит?

— Ну, я же сказал, это похоже на тюрьму. — Он пожал плечами. Однако, судя по голосу, начал терять терпение. — Все самые отпетые сукины дети, но до сих пор чтут законы. Мы для них самое дно. Хуже убийц, или насильников, или, к примеру, создателей финансовых пирамид. Короче, полное дерьмо.

Малво насупился. Обиженно посмотрел на меня, чтобы убедиться, что я заметил. Что я на его стороне.

— Ну, вы нашли свое место, — сказал я. — Оно здесь. А не в экспоцентре.

— Это как?

— В вашей жизни самыми худшими были годы, когда вас выгоняли с работы. Вот они и наступили. Исправительный дом. Вас разоблачили, не принимая во внимание, чего вы больше всего хотели. Так что вам здесь самое место.

Гримаса недовольства исчезла. Он приподнял руки, словно собирался закрыть мне путь к двери, если бы я собрался уходить.

— Позвольте, я еще спрошу, — произнес я. — Вы знаете, где сейчас Эш?

— Откуда мне это знать? Я всего лишь сказал, что завис тут.

— Она могла сюда приходить. Она не такая, как вы или те, которые там, снаружи. Она может передвигаться, где захочет и куда захочет.

«Кроме того дома , — подумал я, но не сказал. — Она не может войти туда, где ты устроил пожар».

На лице Малво появилось то выражение, которое я увидел у охотившихся за мной мертвецов. То же, что я видел на других лицах.

— А почему я должен тебе об этом рассказывать? — спросил он. Больше никакой игры. Никакого очаровательного Дина Малво. Только мертвец. Боб. И ненависть в каждом звуке. — На хрена мне давать тебе какую–то наводку?

— Чтобы загладить ту боль, за которую тебя осудили.

— Ты послушай, что говоришь! — Он рассмеялся. — Я это обычно говорил всем своим девчонкам: « Если никто не узнает, ничего не будет!» Это тайна!

— Но ведь не тайна, что ты убил мою сестру!

— Я ее не убивал!

— Твою мать! А чего ж ты повесился?

— Это она приказала мне…

— И ты всегда делал то, что она тебе говорила?

— А ты сам–то?

Малво стоял теперь совсем рядом. Я пошевелил плечом, но он придвинулся ближе.

— Ты не поэтому здесь оказался? — спросил он. — Это ведь она хотела, чтобы ты пришел сюда?

— Ну, а кто же еще?

— Вот эта девчонка?! Ни фига себе! У нее же на лбу написано: « Полюбите меня!» или « Отдери меня!» или « Убейте меня!» Смотря, кто что увидит.

Похоже, Малво зациклился на этих мыслях. Сладко вздохнул, будто воспоминания о моей сестре были самыми сладкими и светлыми в его жизни. И снова заходил по усыпальнице, словно не знал, как справиться с агрессией, захватившей его. Впрочем, это недолго продолжалось.

— Дэнни, можно я тебе кое–что скажу? — На его губах появилась пленка слюны. — Думаю, я был бы не против, если бы кто–то мне здесь составил компанию. Кто–нибудь, кто знал меня в старые добрые времена. Правда, ты, если честно, тот еще зануда. Кто убил мою сестричку! Скажите мне! Пожалуйста! Ты мне напоминаешь одного из моих прежних начальников. «Когда не знаешь, что делать, — делай что–нибудь!»

Он протянул ко мне руки. Я тут же отступил назад, надеясь, что между мною и стеной еще остается хотя бы фут пространства. Однако стена была прямо за моей спиной.

— Ну, что ты на это скажешь? — спросил Малво, и его пальцы сомкнулись у меня на горле. — Может, мы что–нибудь сделаем?

Уилла!

Мысль–послание ниоткуда…

Эдди!

Воспоминание о нем дало мне силы сопротивляться. Впрочем, безуспешно. Его хватка только стала сильнее.

Однако я вспомнил, что у меня все еще имеется камень в руке. Тот самый, который я подхватил, когда сцепился с той троицей ублюдков. Камень размером и весом с хороший мраморный бюст, не меньше. Достаточный, чтобы сделать более весомым мой кулак. Твердый и тяжелый камень…