Сергей Лукьяненко - Красная машина, черный пистолет (сборник)

– Да, иными словами, это отклонение от нормы, патология психики.

– Ну, в этом-то, по-моему, ничего нового вы не открыли, Феликс Трофимович, – пожал плечами Никифор. – Об этом, кажется, еще в глубокой древности догадывались.

– И это верно, но я о другом. Я предположил, что такую патологию можно лечить определенными средствами. Конечно, лечит серьезная музыка, лечит поэзия, пробудить совесть могут гениальные творения какого-нибудь классика литературы. Ну, скажем, на одних воздействует хорошо Достоевский, на других – Толстой, на третьих – Чехов или еще кто-то. Если человек много читает хороших книг, это давно подмечено, такой человек достаточно чувствителен к бедам и радостям других людей. Но надо признать, что искусство, как лекарство от бессовестности, малоэффективно. Обычно преступники раскаиваются и прозревают уже или в камере смертников, или на эшафоте, согласитесь, что обществу от такого раскаяния, как правило, ни жарко ни холодно.

– Кажется, я догадываюсь, – сказал Никифор Иванович. – Вы нашли какое-то иное быстродействующее средство от бессовестности?

– Видимо, слишком радикальное, – вздохнул Семен. – Если те две с лишним тысячи покойников, о которых мы ведем речь, действительно его принимали по столовой ложке три раза в день перед едой. Признайтесь, они на вашей совести?

– Можно сколько угодно иронизировать, молодой человек, но я и в самом деле эту проблему решил. Конечно, пришлось потрудиться, но я создал аппарат, который можно назвать реаниматором совести.

– Реаниматор совести?!

– Да! Да! Никаких микстур по столовой ложке по три раза в день. Все оказалось намного проще и намного сложнее. Проще в том смысле, что достаточно двухминутного сеанса облучения человека в строго определенном волновом диапазоне (характеристики излучения я постараюсь сохранить в тайне в силу некоторых причин) – и даже самый эмоционально тупой негодяй начинает ощущать себя частью живого мира, прозревает боли и радости других существ и свою ответственность перед миром. Сложнее же мой метод тем, что дозировку невозможно, по крайней мере на данном этапе исследований, определить точно. У каждого из нас своя мера совести, и кого брать за эталон совестливости, за образец, определить очень трудно. И кстати, порою возникает целый букет побочных эффектов при моей терапии. Прямое воздействие на мозг, конечно, это опасно, что же вы хотите?

– И как же вы решились на эксперименты на людях? – сказал Никифор. – Пусть даже вы считали их преступниками, но все же… Знаете ли, дурно пахнет…

– Конечно, у меня были сомнения, – вздохнул Феликс Трофимович. – Но во-первых, все наши доморощенные злодеи со своими амбициями и замашками на ком, по-вашему, экспериментируют? На мышках?

А все эти бесконечные реформы и ограбления населения со стороны гангстеров от политики и от мафии? То-то!

И потом, как честный исследователь, я все десять раз проверил сначала на себе и, как видите, жив и здоров, чего и вам желаю. И прямо скажу, человеку честному, с нормальной чувствительностью и со спокойной совестью воздействие моего аппарата ничего, кроме пользы, не приносит. Иное дело, как я уже упоминал, эти самые моральные чудовища, живущие в дисгармонии с реальным миром. Вот у таких пробуждение совести, когда к ним неожиданно возвращается вся та боль и ужас, которые они несли другим, когда на них потоком обрушиваются их собственные воспоминания о тех подлостях, истязаниях, издевательствах, что они вытворяли над другими, родственными им созданиями. И они в одно мгновение из палачей и рабовладельцев превращаются в жертв и рабов своего собственного внутреннего мира. Когда они, что называется, прозревают всю гнусность своей натуры и все величие мира, Вселенной и начинают воспринимать боли других почти как свои собственные, вот тут на них обрушивается весь ад и преисподняя! Кто-то из них перерождается, а кто-то сам себя уничтожает, не в силах принять то новое, что ему вдруг открылось. Это как закон Ньютона. Сила действия равна силе противодействия. Вся злоба, выплеснутая человеком в мир, на других, возвращается к нему в концентрированном виде… И если зла было много, то происходит самоотравление и самоуничтожение организма! Просто отпущением грехов тут не отделаться! Палач для других становится сам себе палачом!

Конечно, это трагедия! Однако я почему-то своей вины в их гибели не чувствую. Все они могли бы жить и мучиться угрызениями совести, но предпочли сбежать в никуда от этого неожиданно нахлынувшего на них ужаса ответственности перед миром и его обитателями. – Феликс Трофимович помолчал немного и добавил: – Это, пожалуй, все, что я собирался вам рассказать. А теперь сами решайте, что вам со мной делать. Моя же совесть, повторяю, почему-то почти спокойна.

– Интересно, почему же она почти спокойна? – хмыкнул Никифор.

– Дело в том, что моя аппаратура воздействовала на вас, друзья, в течение почти часа. А поскольку вы, как я погляжу, чувствуете себя вполне сносно, я делаю из этого вывод, что вы люди порядочные, совестливые и поступите со мной по справедливости. В отношении вас совесть у меня спокойна, а в отношении этих умерших… Конечно, есть терзания, но… Поймите, я никого не собирался убивать. Они… Ну, с чем бы сравнить.

Эти погибшие, это как рыбы, оказавшиеся вдруг без воды. Я ведь только изменил слегка среду обитания. Они были превосходно адаптированы к атмосфере всеобщего надувательства, сволочизма, что ли. А я чуть-чуть поменял настройки, сделал окружающее пространство более нежным, и они вдруг стали умирать. Но ведь без этих-то моих изменений гибли как раз в первую очередь совсем другие люди, более как раз чувствительные, более совестливые, погибал самый цвет народа. Вот и выбирайте, что тут делать. По этим-то, как вы выразились, негодяям статистика у вас подобрана, а где другая статистика, сколько было убито, искалечено ни в чем неповинных людей до того, сколько спились, сраженные подлостью, несправедливостью житейской? Вы же сами говорите, что нравственный климат в нашем городе стал меняться в лучшую сторону. Негатива стало меньше… Следовательно, мой приборчик не только губит, но и спасает людей.

– Логично, – усмехнулся Никифор. – Признаться, я уже догадался, дорогой Феликс Трофимович, что вы подготовились к нашему визиту достаточно хорошо. Спорить с вами трудновато. Раз уж мы вас навестили, покажите хоть эту вашу технику, что ли!

– С удовольствием! – засуетился Феликс Трофимович. – Идите за мной, хотя, наверное, это вам мало что даст. Вот, смотрите, с виду обычный генератор электромагнитных волн, ну, есть кое-какие прилады, но это мелочи. Есть несколько фирменных секретов… Все умещается в небольшом чемоданчике, работает от электросети. Все обычно… Правда, я сейчас пытаюсь изготовить портативный излучатель узконаправленного действия, думаю, если вы не прервете мои изыскания, месяца через три первая модель будет готова к полевым испытаниям.