Сергей Лукьяненко - Красная машина, черный пистолет (сборник)

– Тебя называют…

– …Белый Равнодушный, – закончил за Гарика седой. – Я знаю.

Карантинщики Дота… Они приходили туда, где возникала опасность эпидемии, выставляли заслоны и открывали огонь без предупреждения. Внутрь входили только врачи, наружу выходили только после того, как начальник службы лично подтверждал, что Спецназ справился и болезнь ушла. Начальник – Белый, потому что всегда носил поверх комбинезона медицинский халат, Равнодушный, потому что на него не действовали уговоры и мольбы. Потому что он слушал плач, причитания и вопли, отворачивался и оставлял все как есть, держал заслон столько, сколько нужно, позволяя умирать тем, кого нельзя было спасти…

Считалось, что он сделан из железа. На полном серьезе утверждали, что по утрам он пьет кровь зараженных детей. Его ненавидели те, чьи близкие сгинули за карантинными заслонами. И боготворили те, кого спасли его жестокость и равнодушие.

Главный карантинщик Дота…

Только вот звали его отнюдь не Хаким Тредер.

– Ты знаешь, что твоим именем в Зандре детей пугают?

– Это называется славой, – равнодушно отозвался Белый. И закончил: – Я знаю точно, что мой сын в Безнадеге. И завтра я его заберу.

«Я всегда боялся этого аттракциона. Его ауры. Даже его названия.

Не опасался – боялся.

Приходил снова и снова, работал на Шерифа и говорил с его падлами, делился с ними табаком, просвечивал медицинским сканером и брал у них пшики с синей розой. Мы давно знаем друг друга, но в Безнадеге это ничего не стоит, и если бы не Арсений, который надеялся, что я отыщу ему дорогу через Рагульские Утесы, падальщики убили бы меня давным-давно. Просто так. Потому что никто из них не способен одолеть меня один на один, и от того появилась ненависть.

От слабости. От трусости. Чтобы разобрать на запчасти и продать другим комби.

Просто чтобы убить.

В Майдабрежье особые падальщики – злоба и жестокость возведены у них в культ. Здесь не прижились даже гладиаторские бои, любимое развлечение работорговцев Зандра, поскольку падлы предпочитали просто и без затей забивать беззащитных пленников до смерти. Под одобрительные вопли сородичей. Хохоча и гордясь собой. И им не надоедало, они готовы были повторять это развлечение снова и снова, без передышки…

Но пугала меня не запредельная дикость зарагулян.

Нет.

В глубине души я боялся, что когда-нибудь все аттракционы Зандра станут такими же паскудными и грязными, как Безнадега. Ведь тупость заразна, в этом я неоднократно убеждался, наблюдая за превращением нормальных людей в угрюмых, уставших от всего работяг или служак, а жестокость завораживает. Жестокость дарит слабакам ощущение силы, упоительного могущества, пробуждает в слизняках мужественность. Жестокость бессмысленная, кровь ради крови, не имеющая ничего общего с холодной и расчетливой, нацеленной на спасение жизней жестокостью карантинных отрядов Дота.

Я видел, как Арсений приучал пацанов к крови, как учил вспарывать животы, сжигать заживо, бить до смерти… Мужчин, женщин, детей – неважно кого и за что, главное, что на них указал Шериф. Я видел, как блестели от возбуждения его маленькие темные глазки и с какой радостью целовал он забрызганных кровью мальчиков в губы… Своих зверят, которые будут дикими даже по меркам Зандра.

Я видел и боялся, что зло Безнадеги расползется и станет нормой.

Я чувствовал ненависть и ненавидел в ответ. Ведь ненависть так же заразна, как и тупость, знаю на собственном опыте…

Я хотел остановить эту заразу, но не мог и потому боялся.

И Белый Равнодушный понял все, прочитав мои записи. Понял меня, ни разу не встретившись лично. Понял даже то, в чем я не признавался себе.

Он действительно умел играть в шахматы…

И в Железной Деве он искал именно меня, а не Пепе…»

(Удаленные комментарии к вложениям Гарика Визиря.)

Последний переход получился коротким – четыре часа, три с половиной из которых им пришлось аккуратно, поддерживая друг друга и периодически закрепляя страховочный трос, спускаться с Утесов. Не по отвесной стене, конечно, но по трудной дороге, которая прекрасно просматривалась и простреливалась с расположенного у подножия поста.

– В шестнадцати километрах к северу есть пологая тропа, которую контролирует аттракцион Дарай, – рассказал комби во время одного из кратких привалов. – Но Арсений специально не хочет в него переселяться: опасается внезапной атаки. Ему спокойнее, когда спина прикрыта.

– Почему мы не пошли по той дороге?

– Чтобы не топать шестнадцать километров по Майдабрежью, – как маленькому, объяснил разведчик. – Слово Арсения крепкое, но оно не поможет, если мы наткнемся на спятивших или обкуренных падл.

Они отправились в путь, едва проснувшись, на ходу прожевав концентраты и запив их водой. Минут через двадцать вышли к Верхнему балкону, постояли немного, очарованные величественной панорамой раскинувшегося под ногами моря, затем начали спуск и лишь через три с лишним часа достигли относительно пологого участка, который начинался нависающим над аттракционом Нижним балконом.

– Безнадега во всей красе, – сообщил Гарик, раскуривая трубку. – Наслаждайтесь.

– Она именно такая, какой я и представлял, – прищурился Равнодушный.

– Маленькая?

– Никакая. – Короткая пауза. – Безнадежная.

До Времени Света аттракцион представлял собой скромных размеров поселок, архитектурно безликий и достаточно бедный. Историю его, как и настоящее название, никто не знал, и никто такой ерундой не интересовался, а известность он получил под другим именем… Под новым.

В ходе тектонических катаклизмов поселок оказался на узкой полоске земли, которую впоследствии стали называть Майдабрежьем. К западу плита капитально просела, образовав Зигенское море, а путь на восток перекрыли Рагульские Утесы. Поселок потерял множество построек и почти всех жителей, однако сохранился и приглянулся облюбовавшим дикое побережье падальщикам и папашам. Первым свою резиденцию здесь создал печально знаменитый Бобо Лойский, которого даже свои за глаза называли не иначе как Тварью. Самой знаменитой акцией Бобо стала одновременная казнь трех тысяч последних местных, после чего на Майдабрежье остались исключительно падлы, которые поняли, что следующими станут они, и организовали переворот, вознеся на вершину власти Арсения Шерифа. С тех пор Майдабрежье обрело нынешний облик, а Безнадега стала его столицей.

– Большой белый дом, что стоит на самом побережье, – это дворец Шерифа, построенный уже после Времени Света. К нему примыкает Арсенал и гараж с военной техникой.

– Арсений никому не доверяет?

– И правильно делает.