Сергей Лукьяненко - Красная машина, черный пистолет (сборник)

Грудь у него была замотана-перемотана, от левой половины отходила толстая трубка, оканчивающаяся в блестящем разными финтифлюшками и глазками цилиндре, стоящем на полу.

Скосив глаза, Федор увидел сидящего через проход на откидном сиденье Кирилла Францевича. Заметив, что раненый пришел в себя, орханин участливо наклонился и спросил:

– Ну как, больно?

Пошивалов кивнул, как мог.

Кир поманипулировал чем-то на стенке цилиндра, невидимой Федору.

– Так лучше?

Пошивалов снова кивнул, чувствуя, как боль, заливавшая его с головы до ног, сжимается и отползает в дальний уголок тела. Впрочем, она была такая большая, что совсем исчезнуть не могла. Одновременно захотелось спать.

Кир приоткрыл окошечко в отсек водителя и сказал:

– Элвуд, нельзя ли поскорее?

– Можно, – проворчал водитель, и Пошивалов узнал Вильямса. – Если хотите, чтобы остановила полиция. Мы же конспиративная «Скорая помощь», я не могу включить сирену!

– Остряк! – заметил по-русски Кир, закрывая окошечко.

– Что, неважные дела? – выдавил из себя вопрос Федор: хотя боли почти не осталось, но слова давались с большим трудом, он уже почти засыпал.

Орханин пару секунд смотрел ему в глаза.

– Если откровенно, весьма хреново. Бочину тебе разворотило, будь здоров. Пули у этого гада оказались усиленные, хоть и стрелял с глушителем. Да и не мог я тебя вывозить сразу, а местных врачей не пригласишь. Твое счастье, что, когда мы сообразили, что случилось и где тебя искать, я догадался прихватить полевой реаниматор. – Он кивнул на блестящий цилиндр.

Федор судорожно вздохнул, борясь со сном, и боль снова зашевелилась в груди.

– Но если бы мы опоздали минут на двадцать – хана бы тебе, парень, прямо говорю. В любом случае теперь тебя придется вывозить на лечение туда, – Кир показал пальцем в потолок минивэна. – Надо только подальше от города отъехать, а то челнок скрытно не сядет, сам понимаешь. А еще требуется вывезти этих субчиков в надежное место – они же «вещественные доказательства». Ну и заварил ты кашу, скажу тебе!

– Сильно накажут? – проговорил Пошивалов, едва ворочая языком.

Кир усмехнулся:

– Я бы тебя наказал, ох как наказал! Но тебя, скорее всего, даже наградят…

– Посмертно, – выдавил Федор деревянными губами.

Кир снова усмехнулся и осторожно потрепал его по колену:

– Выживешь, солдат, выживешь. Будешь как новенький. Вообще ты, хотя и вопреки инструкциям и дипломатическим нормам, сделал большое дело. Без твоего «нарушения правил» мы бы еще черт знает сколько блуждали в потемках.

– Но как они умудрились людей завербовать? – Федор говорил все тише.

– Клоны, понимаешь, дружище, клоны! Штучные клоны, наши полевые анализаторы не отличают. Вот зачем им нужен был экипаж того корабля. А нам предстоит выяснить, как они научились в мозги так залезать, что фактически туда своих пересаживают. Это не просто вре́менные программаты, это новая проблема, но теперь мы хоть знаем, в чем дело. Конечно, жаль, что ты своего бывшего друга завалил, снайпер, точно в лоб ему впечатал дважды, аж мозги разбрызгало…

Пошивалов вдруг всхлипнул, и Кир истолковал это по-своему:

– Федор, ты не переживай, ты не друга убил, он им уже не был.

Пошивалов чуть повел головой:

– Да я уже понял, что я – идиот? К тому же бабочка…

– Что за бабочка?

Федор объяснил:

– Антон всегда ненавидел насекомых, а тут так нежно ее в воздух подбросил. Это не сразу в голову пришло, но не давало покоя весь вечер.

– В общем, твой друг давно умер, не сегодня утром.

– Он не умер, – прошептал Пошивалов. – Они все живы, пока я помню…

Он закрыл глаза и, не в силах сопротивляться наваливающемуся сну, поплыл в темноту временного небытия. Перед ним вставали дорогие лица – жены, дочки, Антошки.

«Они все живы, – беззвучно повторил Пошивалов. – Пока я их помню! И пока помню я – я сам живу!»

Он знал, что должен выжить, что у него на Земле и на десятках других планет еще есть много жен, дочек и друзей, пусть не его собственных, но всем им требуется защита. Потому что все люди – братья перед лицом куда более серьезной угрозы, чем свары между белыми или черными, христианами или нехристями. И даже те, кто пока этого не понимает, как большинство на Земле, рано или поздно поймут. А пока не поймут, он будет драться за них – везде, где нужно. Драться и помнить… И жить – пока помнит!..

Машина свернула на проселок, и теперь затрясло по-настоящему. Пошивалов слегка застонал сквозь сон.

Кирилл Францевич проверил крепление носилок и осторожно погладил забинтованный бок раненого:

– Спи, солдат, спи. Я тебе умереть не дам, у нас дел по горло!

Позиция в придорожных кустах была выбрана вполне удачно. Крытов Димочка, больше известный в определенных кругах под кличкой Шкаф, внимательно оглядел пустынную дорогу и выезд из ворот особняка, бросил быстрый взгляд на мотоцикл, спрятанный в зелени кленов, – расстояние три метра, до ворот усадьбы не больше двадцати.

Через несколько минут появятся…

Шкаф усмехнулся, он не испытывал никаких волнений и сомнений. Заказ будет выполнен, не первый раз. Сумма за работу ожидалась вполне солидная, а уж потратить ее для своего удовольствия он сумеет.

В это мгновение железные створки ворот раздвинулись и на дорогу плавно выехал новенький, сверкающий свежими красками «мерс».

Ничего тачка, с некоторым сожалением отметил Шкаф и, опознав на заднем сиденье ожидаемую фигуру, помедлил ровно две секунды, дождался, когда машина, сделав поворот, выскочит на магистраль и окажется в четырех метрах от него, затем быстро и хладнокровно повел автоматом, дав две длинных очереди по сидевшим в автомобиле. Посыпались стекла, «Мерседес» потерял управление, его развернуло на полосе и понесло к чугунным ажурным решеткам ограды. Пассажир на заднем сиденье завалился на бок, и Шкаф для верности дал по нему еще одну длинную очередь.

И в это мгновенье в ленивых, равнодушных мозгах самого Шкафа его привычная индивидуальная вселенная вдруг взорвалась с дикой, нестерпимой болью, наполнив и самого Шкафа непривычным ужасом и мукой. В одно бесконечное мгновение перед ним промелькнули, проплыли перед глазами все, кого он когда-то избивал, убивал, мучил… И вся его короткая глупая жизнь прокрутилась с бешеной скоростью… И ужас сковал сердце, ледяной волной окатил грудь, что-то вспыхнуло перед глазами, и в тот же миг мозг не выдержал, мир померк навсегда, автомат выпал из рук, ставших в одно мгновение ватными и неживыми…

Трюшин, следователь прокуратуры, меланхолично осмотрелся по сторонам, на мгновение его взгляд задержался на двух убитых, лежащих в лужах крови в прошитом автоматными очередями «Мерседесе», затем он кивнул оперативникам, возившимся возле машины: