Лоис Буджолд - Осколки чести. Барраяр

Корделия поморщилась.

— Так он хочет захватить Грегора или убить его?

— Убить только в том случае, если не сможет захватить. Когда настанет время, я предъявлю всей планете живого и невредимого внука Эзара Форбарры.

— А почему не прямо сейчас?

Форкосиган откинулся на стуле, устало вздохнул и отодвинул тарелку.

— Потому что мне небезразлично, какую часть сил Фордариана удастся перетянуть на нашу сторону до решительного момента. Я не хочу ознаменовать второй год регентства четырьмя тысячами казней. Всем нижним чинам можно будет объявить амнистию — на том основании, что присяга обязывала их повиноваться своим офицерам, но мне хотелось бы спасти и как можно больше командиров. Пять графов и Фордариан уже обречены — для них надежды нет. Будь он проклят! Затеять такое…

— Чем же заняты его войска? Или у вас война по принципу «кто кого пересидит»?

— Не совсем. Он тратит массу времени — своего и моего, пытаясь занять несколько бесполезных укреплений — например, склады в Мариграде. Мы всячески идем ему навстречу. Это отвлекает командиров Фордариана от действительно важных объектов — от космических баз. Эх, будь сейчас со мной Канзиан!

— Твоя разведка еще его не нашла?

Адмирал Канзиан, кумир всей барраярской армии, был одним из двух людей, кого Форкосиган считал более талантливыми стратегами, чем он сам. Канзиан специализировался на операциях в дальнем космосе, и кадровые офицеры военного флота доверяли ему больше, чем кому бы то ни было. «Уж к его-то сапогам конский навоз не прилип», — сказал как-то раз о нем Куделка, очень насмешив Корделию.

— Нет, но у Фордариана его тоже нет. Он исчез. Молю Бога, чтобы он не попал в какую-нибудь глупую перестрелку и не лежал сейчас неопознанным в морге. Какая была бы потеря!

— Может, нам лучше обосноваться на околопланетной орбите? Поднимемся в космос, и оттуда ты обратишься к капитанам крейсеров…

— А зачем бы я еще стал удерживать базу Тейнери? Я взвесил все «за» и «против» размещения полевого штаба на борту корабля — и пришел к выводу, что еще не время: такой маневр может быть истолкован как шаг к бегству.

Бегство. Какая соблазнительная мысль! Далеко-далеко, как можно дальше от всего этого безумия, пока оно не превратится всего лишь в проходную заметку в сводке новостей. Но… убежать от Эйрела? Она всмотрелась в него: он сидел на диване, глядя на остатки ужина и не видя их. Усталый немолодой мужчина в зеленом мундире и даже не особенно привлекательный (если не обращать внимания на его зоркие серые глаза).

«Если ты хотела счастья, тебе следовало полюбить счастливого человека. Так нет же — польстилась на захватывающую красоту боли…»

«И будут двое одна плоть»… Насколько буквальным оказалось это древнее высказывание! Один кусочек плоти, заключенный в маточный репликатор на территории противника, соединил их, превратив в подобие сиамских близнецов. А если маленького Майлза не станет? Эта связь разорвется?

— Что… что мы предпринимаем в отношении заложников, оставшихся в руках Фордариана?

Он вздохнул:

— Вот это — самое сложное. Даже лишившись сторонников — чего мы планомерно добиваемся, — Фордариан все еще будет удерживать свыше двадцати графов и Карин. И несколько сотен менее важных персон.

— Таких, как Элен?

— Да. И сам город Форбарр-Султан, если уж на то пошло. Он может под конец пригрозить, что разнесет всю столицу в атомную пыль, если ему не позволят улететь с планеты. Я пока обдумываю варианты соглашения. А потом можно будет организовать его убийство. Оставить Фордариана в живых нельзя — это было бы предательством по отношению к тем, кто уже погиб из-за того, что сохранил верность мне… Какой поминальный костер успокоит эти души? Нет!

Так что мы разрабатываем операции по освобождению заложников. Но сейчас — не время. Когда Фордариан увидит, что остался один, он запаникует. А пока надо ждать. Но я скорее пожертвую заложниками, чем позволю Фордариану победить.

Он опять смотрел куда-то в пустоту.

— Даже принцессой Карин?

«Всеми заложниками? Даже самым маленьким?»

— Даже ею. Она — фор. Она поймет.

— Лучшее доказательство того, что я — не фор, — мрачно сказала Корделия. — Я совершенно не понимаю этого… театрализованного безумия. По-моему, вам надо лечиться — всем до одного.

Он чуть улыбнулся:

— Как ты думаешь, не согласится ли Колония Бета прислать нам батальон психиатров — в качестве гуманитарной помощи? Может, среди них окажется и тот, с которым ты тогда не сошлась во мнениях?

Корделия фыркнула; мысль об экстренном психиатрическом вмешательстве показалась ей заманчивой. История Барраяра была не лишена своеобразной трагической красоты — но абстрактно, на расстоянии. При близком Же рассмотрении выпирала глупость происходящего: все распадалось на разрозненные кусочки, как мозаика.

Поколебавшись, Корделия спросила:

— Мы ведем вокруг заложников какую-нибудь игру?

Она и сама не знала, хочется ли ей услышать ответ.

Форкосиган покачал головой:

— Нет. Это было труднее всего: всю эту неделю смотреть в глаза мужчинам, у которых в столице остались жены и дети, и говорить «нет». — Он аккуратно уложил нож и вилку на поднос и задумчиво добавил: — На все надо смотреть шире. Пока что это не революция, а просто дворцовый переворот. Население к нему равнодушно или по крайней мере соблюдает нейтралитет. Фордариан обращает свои призывы к консерваторам — старым форам, военным. Но, как и положено графу, считать он не умеет. А между тем с каждым выпуском училищ и школ растет число образованных людей из простонародья, и скоро они составят большинство. Я хочу дать этому большинству какой-то способ отличать героев от негодяев — не по повязкам же на рукавах в самом деле! Убеждение — гораздо более мощная сила, чем думает Фордариан. Как это сказал на Земле какой-то генерал? Дух относится к телу как три к одному? А, Наполеон, вот кто это был. Жаль только, что сам он этому не следовал. Для данной войны я бы оценил это соотношение как пять к одному.

— Но как насчет тел? Ваши силы примерно равны?

Форкосиган пожал плечами.

— У нас обоих достаточно оружия, чтобы уничтожить весь Барраяр. Не в том дело. Оружие в руках у людей, а на моей стороне закон, и это огромное преимущество. Вот почему Фордариан пытается подорвать эту законность вымыслами, будто я убил Грегора. И я намерен уличить его во лжи.

Корделия содрогнулась.

— Знаешь, мне не хотелось бы оказаться в стане Фордариана.

— Ну, есть еще варианты, при которых он смог бы победить. И все они связаны с моей смертью. Если не будет меня — регента, освященного волей покойного Эзара, то у Фордариана прав окажется не меньше, чем у любого другого. Если бы ему удалось убить меня и заполучить Грегора — или наоборот, — то его власть приобрела бы видимость законности. До следующего мятежа, за которым потянется бесконечная вереница восстаний и гражданских войн… — Форкосиган сощурился, словно всматриваясь в свои видения. — Эта мысль преследует меня как кошмар: если мы проиграем, война не прекратится, пока не придет новый Дорка Форбарра Справедливый, чтобы положить конец еще одному Кровавому Столетию. Честно говоря, я не вижу в моем поколении человека такого масштаба.