Лоис Буджолд - Осколки чести. Барраяр

Тейлор спрятал улыбку.

— Ну, я за него не голосовал. Зануда Фредди меня не заботит. Хотя, — тут коммодор откашлялся, — он-то как раз очень интересуется вами. Вы теперь знаменитость, нравится вам это или нет.

— А, чепуха.

— Это не чепуха. У вас есть обязательства.

«Чьи слова повторяешь, Билл? — подумала Корделия. — Это не твой голос».

Она помассировала шею.

— Я считаю, что выполнила все свои обязательства. Чего им еще от меня нужно?

Тейлор пожал плечами:

— Считается… Мне дали понять… В общем, вас ждет место в аппарате президента. В связи с вашим военным опытом. Когда вы поправитесь.

Корделия фыркнула.

— У них какие-то странные понятия относительно моей военной карьеры. Послушайте… Зануда Фредди пусть хоть накладной бюст надевает, чтобы охмурять избирателей-гермафродитов с Кварца. Но я не собираюсь играть роль п-пропагандистской коровы, которую будут доить какие-то партии. Выражаясь словами одного друга, у меня отвращение к политике.

— Ну… — Он пожал плечами, словно выполнил некий долг, и продолжил уже более твердо. — Как бы то ни было, в мои обязанности входит проследить за тем, чтобы вы были действительно готовы к службе.

— Я… я буду в порядке после м-месячного отпуска. Мне просто надо отдохнуть. Я хочу вернуться в астроэкспедицию.

— И вернетесь. Как только врачи признают вас годной.

— О! — Понадобилась почти минута, чтобы до нее дошел смысл сказанного. — Так. Погодите-ка. У меня было н-небольшое недоразумение с доктором Спрейг. Очень милая дама и рассуждает логически, но исходные посылки были неверны.

Коммодор Тейлор грустно посмотрел на нее.

— Кажется, сейчас мне лучше передать вас доктору Мехте. Она все четко объяснит. Вы будете с ней сотрудничать, правда, Корделия?

Корделия похолодела.

— Давайте внесем ясность. Вы хотите сказать, что если ваш специалист не будет мной доволен, я уже никогда не ступлю на корабль экспедиции? Никакого к-командования — и вообще никакой работы, так?

— Это… слишком жесткая формулировка. Но вы же сами знаете, что для астроэкспедиций, в которых небольшие группы людей надолго оказываются в изоляции, психопрофили имеют огромное значение.

— Да, я знаю. — Корделия изобразила улыбку. — Я б-буду сотрудничать. К-конечно.

— Ну вот, — жизнерадостно объявила доктор Мехта на следующий день, устанавливая свой ящичек на столе в квартире Нейсмитов, — это совершенно безвредный метод мониторинга. Вы ничего не почувствуете, вам он ничуть не повредит, а мне покажет, какие темы важны для вашего подсознания. — Она проглотила какую-то таблетку, объяснив: — Аллергия. Прошу меня извинить. Итак, рассматривайте наш сеанс как эмоциональную геологоразведку: она выявит, где прячется источник переживаний.

— И скажет вам, где бурить скважину, да?

— Вот именно. Вы разрешите мне закурить?

— Пожалуйста.

Мехта зажгла ароматную сигарету и тут же небрежно положила ее на край пепельницы, которую принесла с собой. Едкий дым заставил Корделию поморщиться. Странный порок для врача… Что же, у каждого свои слабости. Она взглянула на прибор, стараясь подавить раздражение.

— Ну, в качестве точки отсчета, — сказала Мехта, — июль.

— Я должна ответить «август» или еще что-то?

— Нет, это тест на свободные ассоциации — аппарат все сделает сам. Но если хотите, можете говорить.

— Ладно.

— Двенадцать.

«Апостолов, — подумала Корделия. — Дней рождественских каникул. Дюжина яиц».

— Смерть.

«Рождение, — подумала Корделия. — Эти барраярские аристократы все возлагают на детей. Имя, имущество, культуру, даже управление страной. Огромный груз — неудивительно, что под его тяжестью дети гнутся и ломаются».

— Рождение.

«Смерть, — подумала Корделия. — Человек без сына там просто ходячий призрак, не имеющий будущего. А когда их правительство терпит поражение, она платят жизнями своих детей. Пятью тысячами».

Мехта передвинула пепельницу влево. Так не стало лучше — наоборот.

— Секс.

«Вряд ли: я здесь, а он там…»

— Семнадцать.

«Емкостей, — подумала Корделия. — Интересно, как там эти несчастные зародыши?»

Доктор Мехта озадаченно уставилась на показания своего устройства.

— Семнадцать, — повторила она.

«Восемнадцать», — твердо подумала Корделия. Доктор Мехта сделала какую-то пометку.

— Адмирал Форратьер.

«Бедная зарезанная жаба. Наверное, ты говорил правду; ты должен был когда-то любить Эйрела, чтобы так его возненавидеть. Что он тебе мог сделать? Скорей всего, отверг твою любовь. Такую боль я могу понять. Возможно, у нас с тобой все же есть точка соприкосновения…»

Мехта подкрутила что-то, снова нахмурилась, повернула обратно.

— Адмирал Форкосиган.

«Ах, любимый, будем верны друг другу…» Корделия попыталась сосредоточиться на голубом кителе доктора Мехты. Да, сейчас у нее забьют фонтаны, если она начнет здесь копать свой колодец.

Мехта взглянула на часы и подалась вперед, став еще внимательнее:

— Давайте поговорим об адмирале Форкосигане.

«Давайте не будем», — подумала Корделия.

— Что вас интересует?

— Вы не знаете, он много работает с разведкой?

— Не думаю. Кажется, его главная специальность — оперативное планирование, стратегия, когда… когда он не занимается патрулированием.

— Мясник Комарры.

— Это бессовестная ложь, — непроизвольно вырвалось у Корделии.

— Кто вам это сказал? — спросила Мехта.

— Он.

— Он. Ага, так…

«Я тебе еще припомню это „ага“… Нет. Сотрудничество. Спокойствие. Я действительно спокойна. Скорее бы эта дама докурила свою сигарету. Глаза щиплет».

— Какие доказательства он вам представил?

Корделия поняла, что доказательств не было.

— Наверное, свое слово. Слово чести.

— Довольно эфемерное подтверждение. — Она сделала еще одну пометку. — И вы ему поверили?

— Да.

— Почему?

— Это… согласовывалось с моими впечатлениями.

— Вы, кажется, были его пленницей в течение шести дней во время этой астроэкспедиции?

— Да.

Доктор Мехта постучала световым карандашом и насмешливо хмыкнула, глядя сквозь Корделию.

— Кажется, вы убеждены в правдивости Форкосигана. Вы не допускаете мысли, что он когда-либо вам лгал?

— Ну… лгал, конечно, ведь я — вражеский офицер.

— И, однако, вы безоговорочно поверили его утверждениям.

Корделия попыталась объяснить:

— Для барраярца слово — это нечто большее, чем просто туманное обещание, по крайней мере для людей старого типа. Господи, да у них ведь даже правление на нем основано: все эти клятвы верности и тому подобное…

Мехта беззвучно присвистнула:

— Так вы теперь одобряете их форму правления?

Корделия беспокойно дернулась.