Лоис Буджолд - Осколки чести. Барраяр

Куделка, все еще красный, поднялся на ноги, опираясь на шпагу и тяжело дыша.

— Миледи! Прошу вас, простите меня.

— Ку, — быстро заговорила Корделия, — ты ведь понимаешь, что он вовсе не хотел сказать такую гадость. Он просто не подумал. Я уверена, что он не… не…

— Да, я понимаю, — отозвался Куделка. Глаза его были пустыми и жесткими. — Всем известно, что я не могу угрожать чьему-либо браку. А теперь извините меня, миледи… мне надо заняться работой. В некотором роде.

— Ох! — Корделия не знала, на кого она злится сильнее: на Форкосигана, Куделку или на саму себя. Она вскочила и направилась к двери, бросив через плечо: — Будь он проклят, этот ваш Барраяр!

На ее пути возникла Друшикко, робко спросив:

— Миледи?

— Ах ты… бездарная ты… женщина! — накинулась на нее Корделия, гнев которой брызгал теперь уже во все стороны. — Почему ты сама не улаживаешь свои дела? Вы, барраярские бабы, только и ждете, что, похоже, вам преподнесут на тарелочке решение проблем всей вашей жизни! Так не бывает!

Испуганная тел охранительница отступила. Корделия, стряхнув гнев, вернулась к реальности и спросила:

— Куда пошел Эйрел?

— Кажется, наверх, миледи.

Остатки ее прежнего, чуть, правда, поблекшего юмора пришли ей на выручку:

— Не через две ступеньки, часом?

— Э-э… вообще-то через три, — чуть слышно ответила Дру.

— Надо, видимо, пойти с ним поговорить, — сказала Корделия, запуская пальцы в волосы и с минуту подумав — не выдрать ли прядь-другую. — Ах ты, сукин сын!

Она и сама не знала, определение это или междометие. «И подумать только, ведь раньше я никогда не употребляла бранных слов!»

Она поплелась наверх, и с каждой ступенькой ее возмущение словно утекало вместе с силами. «Да уж, при беременности резвостью не похвалишься». У охранника, стоявшего в коридоре, она спросила, остановившись:

— Лорд Форкосиган прошел сюда?

— В свои покои, миледи, — ответил тот, с любопытством проводив ее взглядом. «Великолепно. Я просто в восторге, — гневно подумала она. — Первая настоящая ссора супругов произойдет перед широкой аудиторией. Эти старые стены прекрасно проводят звук. Интересно, я смогу говорить тихо? Эйрелу-то проще: когда он взбешен, он переходит на шепот».

Войдя в спальню, она увидела, что муж сидит на краю кровати, резкими раздраженными движениями сбрасывая с себя китель, сапоги. Он поднял глаза, и оба гневно уставились друг на друга. Корделия первой открыла огонь, решив про себя: «Надо с этим поскорее кончать».

— То, что ты сказал Ку, ни в какие ворота не лезет.

— Что?! — рявкнул адмирал. — Я застаю свою жену… милующейся с одним из моих офицеров, и ты ждешь, что я заведу вежливый разговор о погоде?

— Тебе отлично известно, что там не происходило ничего, хоть сколько-нибудь задевающего твою честь.

— Прекрасно. А если бы вошел не я? Предположим, это был бы один из охранников или мой отец. Как бы ты тогда объяснялась? Ты же знаешь, какого они мнения о бетанцах. Они за это так ухватятся — слухов ничем не остановишь. И не успею я опомниться, как меня ославят на всех углах. Мои враги только и ждут, когда обнаружат мое слабое место, чтобы броситься в атаку. От такого они просто в восторг бы пришли.

— При чем тут твоя чертова политика? Я говорю о Друге. Сомневаюсь, что ты смог бы придумать более обидные слова, даже если бы на тебя целая орава специалистов работала. Это гнусно, Эйрел! И вообще, что с тобой происходит?

— Не знаю. — Он как-то сник и начал устало растирать себе лицо. — Наверное, дело в этой проклятой работе. Я не хотел тебя обидеть.

Корделия решила, что не вправе добиваться от мужа большего покаяния, и кивнула. Гнев ее улетучился, а освободившееся место мгновенно заполнилось недавними страхами.

— Гляди, как бы нам не пришлось однажды утром выламывать дверь его комнаты.

Не меняя позы, адмирал хмуро посмотрел на жену.

— У тебя есть основания считать, что он думает о самоубийстве? Мне кажется, он вполне доволен жизнью.

— Конечно — пока ты не спускаешь с него глаз. — Корделия сделала выразительную паузу, чтобы подчеркнуть значимость своих слов. — А на самом деле до самоубийства ему осталось вот столько. — И она подняла большой и указательный пальцы, разведя их на миллиметр. Форкосиган заметил кровь на руке жены и замер. — Он побаловался этой чертовой тростью-шпагой. Как я сожалею, что подарила ее! Я не переживу, если он перережет себе горло. Именно это он собирался сделать.

— Ох-х-х…

Без своего блестящего военного кителя, не обуреваемый более мрачными мыслями Форкосиган вдруг как-то съежился. Он притянул Корделию к себе, и она, сев рядом, продолжала:

— Так что, если в твоей безмозглой башке зародилась мысль сыграть роль короля Артура, выставив нас Ланселотом и Гвиневрой, можешь об этом забыть. Не пройдет.

Эти слова заставили его коротко рассмеяться.

— Боюсь, что в моей башке зародились куда более прозаические образы — знакомый уже кошмар.

— Угу… Могу понять, почему это тебя так задело. — Она подумала, не маячит ли сейчас у нее за спиной призрак первой жены Форкосигана, дыша ему в ухо смертным холодом. Так иногда навещал ее саму призрак Форратьера. Выглядел Эйрел сейчас достаточно заледенело. — Но ведь я — Корделия, не забыл? А не… кто-то другой.

Он прижался лбом к ее лбу.

— Прости меня, милый капитан. Я уродливый напуганный старик, и с каждым днем становлюсь все старее, уродливее и подозрительнее.

— И ты туда же? — она прижалась к нему теснее. — Слов «старый» и «уродливый» я не принимаю. Безмозглый — да, но это не имеет отношения к внешности.

— Спасибо.

Ей было приятно, что она хоть чуть-чуть его развеселила.

— Значит, все дело в твоем регентстве? — спросила она. — Ты можешь хоть немного поделиться со мной своим грузом?

Форкосиган сжал губы.

— Строго по секрету… Хотя ты, конечно, и без предупреждений не станешь болтать… Похоже, не пройдет и года, как нас ждет новая война. А мы к ней совсем не готовы — еще не оправились после Эскобара.

— Что?! Но мне казалось, что военная партия обезврежена!

— Наша — да. Но цетагандийская по-прежнему чувствует себя как нельзя лучше. Разведка доложила, что они надеялись на смуту после смерти Эзара Форбарры и хотели воспользоваться этим моментом как прикрытием для захвата спорных п-в-туннелей. Но регентом назначили меня и… Ну… я, конечно, не назову нынешнюю ситуацию стабильной. В лучшем случае — неустойчивое равновесие. Но, безусловно, не тот развал, на какой они рассчитывали. Отсюда и диверсия с акустической гранатой. Негри и Иллиан процентов на семьдесят убеждены, что это была цетагандийская работа.

— И они… попытаются снова?

— Почти наверняка. Но независимо от того, останусь я жив или нет, еще до конца года они предпримут разведку боем. И если мы окажемся слабы… они станут продвигаться все дальше и дальше, пока кто-нибудь их не остановит.