Артур Кларк - Свидание с Рамой [Город и звезды. Свидание с Рамой]

Он установил матрицу всех возможных чисел и запрограммировал свой компьютер так, что тот мог нанизывать на нее простые числа, подобно бусинам на пересечениях ячеек сети. Джизирак делал это уже не одну сотню раз и прежде, но так и не добился какого-нибудь интересного результата. Но он был заворожен тем, как простые числа были разбросаны — по-видимому, без какой-либо закономерности — по спектру целых чисел.

Когда раздался мелодичный звонок сигнала, стена чисел заколебалась, цифры расплылись и Джизирак вернулся в мир реальности. Он сразу узнал Хедрона и не слишком обрадовался его визиту. Джизираку не нравилось, когда его отвлекали от заведенного жизненного порядка, а Хедрон всегда означал что-то непредсказуемое. Тем не менее он вежливо приветствовал гостя.

— Мне бы хотелось поговорить с вами относительно Олвина. Насколько я понимаю, вы — его наставник… — начал Хедрон.

— Верно, — ответил Джизирак. — Я все еще вижусь с ним несколько раз в неделю — так часто, как ему этого хочется.

— И как по-вашему — он способный ученик?

Джизирак задумался: ответить на этот вопрос было непросто. Отношения между учеником и учителем считались исключительно важными и, в сущности, были одним из краеугольных камней жизни в Диаспаре. Эристон и Итания посвящали воспитанию Олвина не более трети своего времени, и они сделали все, что от них зависело. В обязанности же Джизирака входили наиболее серьезные аспекты всего обучения Олвина. Считалось, что названые родители должны обучить ребенка, как вести себя в обществе, и познакомить его со все расширяющимся кругом друзей. Они отвечали за характер Олвина, Джизирак — за его интеллект.

— Мне довольно трудно ответить на ваш вопрос, — проговорил Джизирак. — Разумеется, с интеллектом у Олвина все в порядке. Но многие вещи, которые, казалось бы, должны его интересовать, полностью остаются за пределами его внимания. С другой стороны, он проявляет болезненное любопытство к моментам, которые мы обычно не обсуждаем между собой…

— Например, к миру за пределами Диаспара?

— Да… Но откуда вы знаете?

Хедрон мгновение колебался, размышляя, насколько он может довериться Джизираку.

— Это догадка, — сказал он.

Джизирак устроился поудобнее в глубине материализованного им кресла. Ситуация была интересна, и ему хотелось проанализировать ее со всей возможной полнотой. Ему бы стоило предвидеть, что в один прекрасный день Олвин познакомится с Шутом, и все предсказуемые последствия этого знакомства.

— Будет полезно, — молвил Джизирак, — если мы станем откровенны друг с другом. Мы оба знаем, что Олвин — Неповторимый, что он никогда прежде не существовал в жизни Диаспара.

Очень может быть, что вам легче, чем мне, догадаться о последствиях этого факта. Я сомневаюсь, что хоть что-то из происходящего в городе может быть абсолютно не запланировано, поэтому и в сознании Олвина должна заключаться какая-то цель. Достигнет ли он один этой цели, какова бы она ни была, мне неизвестно. Не знаю я и того, хороша она или дурна…

— Допустим, она касается чего-то, что лежало за пределами города?..

Джизирак терпеливо улыбнулся: Шут мило пошутил, что от него и ожидалось.

— Я уже рассказал ему, что там… Он знает, что за пределами Диаспара нет ничего, кроме пустыни. Отведите его туда, если можете. Вдруг вам известен путь наружу… Когда он увидит реальность, это, наверное, позволит излечить некоторые странности его сознания…

— А скажите-ка мне, Джизирак, — неожиданно задал вопрос Шут, — знает ли Олвин, что он — не первый Неповторимый?

Казалось, что Джизирак был поражен услышанным и даже уязвлен.

— Мне следовало бы догадаться, что уж вам-то это известно, — печально ответил он. — Сколько Неповторимых было за всю историю Диаспара? Десять?

— Четырнадцать, — тотчас ответил Хедрон. — Не считая Олвина.

— У вас информация богаче, чем у меня, — криво усмехнулся Джизирак. — И вы можете сказать мне, что именно стало с теми Неповторимыми?

— Они исчезли…

— Благодарю. Это мне известно. Именно поэтому я почти ничего не сообщил Олвину о его предшественниках: знание о них едва ли помогло бы ему в его нынешнем состоянии… Могу я рассчитывать на ваше сотрудничество?

— В настоящий момент — да. Мне хочется самому изучить Олвина. Загадки всегда завораживали меня, а в Диаспаре их так мало… Кроме того, мне кажется, что судьба, возможно, готовит нам такую шутку, по сравнению с которой все мои шутовские усилия будут выглядеть куда как скромно… И в этом случае я хочу быть уверен, что буду присутствовать, когда грянет гром… У нас впереди, знаете ли, несколько очень и очень интересных столетий.

…Олвин не тратил времени зря и немедленно принялся узнавать о Хедроне все, что можно. Как всегда, основным источником его информации был Джизирак. Старый наставник дал ему строго фактический отчет о своей встрече с Хедроном и добавил то немногое, что ему было известно об образе жизни Шута. В той мере, в какой это вообще было возможно в Диаспаре, Хедрон вел уединенный образ жизни: никто не знал ни где он живет, ни каковы его привычки. Последняя по времени шутка, которую он отмочил, была, в сущности, совсем детской проказой, повлекшей за собой полный паралич всего городского транспорта. Было это пятьдесят лет назад. Столетием раньше он пустил гулять по городу очень уж противного дракона, который слонялся по улицам и жадно пожирал все работы, выставленные модным в тот момент скульптором. Сам скульптор, справедливо встревоженный, когда разборчивость чудовища по кулинарной части стала очевидной, предпочел спрятаться и не появляться до тех пор, пока дракон не исчез столь же загадочным образом, как и появился.

Из всей этой информации было ясно одно: Хедрон, должно быть, досконально знал функции всех устройств и сил, которые управляли жизнью города, и мог заставить их повиноваться своей воле в такой степени, которая не была доступна никому другому. И надо полагать, что существовал еще один, более высокий уровень контроля, где предотвращались любые попытки слишком уж изобретательных шутов причинить постоянный и неустранимый ущерб структуре Диаспара.

Олвин должным образом усвоил все это, но не предпринял никаких попыток к тому, чтобы увидеться с Хедроном. Ему хотелось обрушить на Шута целый ворох вопросов, но непреклонное стремление до всего доходить самому — быть может, наиболее неповторимая черта его уникального характера — укрепляло решимость выяснить все, что можно без помощи со стороны.

Подобно путешественнику стародавних времен, который стирал с карты белые пятна неведомых земель, Олвин приступил к систематическому исследованию Диаспара. Дни и недели проводил он, бродя лабиринтами покинутых башен на границах города в надежде, что найдет где-нибудь выход на той стороне. Он успел исследовать менее чем одну сотню зданий внешнего пояса, когда пришел к выводу, что тратит время зря. Это не было результатом нетерпения — думать так заставлял просто здравый смысл. Он увидел достаточно, чтобы убедиться, что, если выход из города где-то и есть, его так просто не обнаружить. Он мог бы потратить столетия в бесплодных поисках, вместо того чтобы обратиться к помощи более сведущего человека.